Красный конь

Тетушка Эбигейл всегда говорила, что дьявол поджидает в темноте ночи, или приходит на порог в ненастье под пугающие раскаты грома, среди бушующего ливня. В мальчишестве тьма пугала меня. Но теперь я знаю, что гораздо чаще зло показывается тогда, когда ты не ждешь его: в ясный день и в радостный миг. И знаю, что во тьме живут не только чудовища. 

Мне было всего семнадцать, когда моя жизнь не просто круто переменилась (этим мало кого можно удивить в наш кровожадный век), но буквально вывернулась наизнанку. В то злополучное утро мы с моим старшим братом Сэмом, наконец, настигли дикий табун на Великих Равнинах Небраски. Три дня мы выслеживали его - с той поры, как заметили конские следы у ручья, брели по ним, точно пара голодных волков. И сложно описать то торжество и тот азарт, которые охватили меня при виде лошадей. Мустанги. Их было голов пятнадцать, в основном кобылы с подросшими жеребятами. Они безмятежно паслись в низине прерии, среди моря весенней зелени, а мы с Сэмом глядели на них с холма, высматривая самых крепких - за таких в любом штате платят больше. Отлов диких лошадей не был нашим основным заработком, но от случая к случаю мы не упускали своего шанса получить лишний десяток долларов. Приходилось изрядно помотаться, однако труд был честным - тетушка могла нами гордиться.

- Кит, гляди вон на того! - привлек мое внимание брат, и, ухватив за рукав куртки, нетерпеливо потряс, указывая на дальний край табуна. - Каков черт!

Я проследил взглядом за его рукой и приметил темно-гнедого жеребца. Он был не высок в холке, но ладно сложен: плавный изгиб шеи, крепкая спина, широкая грудь и костистые ноги, а особым его достоинством виделись мне длинные грива и хвост. Даже запущенность от дикой жизни не могла укрыть всю породистую стать этого коня. Мы с Сэмом завороженно глядели на него, не сговариваясь, решив, что нам непременно нужен этот жеребец. Конь так же нас заметил. Подняв горбоносую морду, он навострил уши и пристально глянул в нашу сторону. И как будто от одного этого взгляда старина Баффало подо мной тревожно всхрапнул, вскинул головой и попятился; мне пришлось придержать его поводом. Конь под Сэмом тоже поплясывал. В тот момент нам стоило бы прислушаться к звериному их чутью и поворотить назад, но мы с братом были отравлены охотничьим азартом и не видели беды в деле, какое проворачивали уже множество раз.

- Видит Бог, он сегодня будет мой! - воскликнул Сэм, охваченный живейшим предвкушением. 

Мы еще даже не поймали жеребца, но я уже видел, сколь отчаянно брат желает его получить - не меньше моего, и едва ли мне случиться поездить и покрасоваться на этом коне. Зависть кольнула меня, но я тут же осадил свои мысли, решив, что по справедливости именно брат первым увидел этого жеребца.

- Гляди чтобы на нем клейма не оказалось, а то - найдется хозяин и докажи потом, что мы коня не украли, - проворчал я, уступая без боя.

- Будет тебе нагнетать! - рассмеялся Сэм, добродушно хлопнув меня по плечу. - Если у него есть хозяин, то уверен - он за возвращение такого красавца тоже хорошо отвалит. Давай-ка к делу, пока табун не переполошился. 

Я кивнул. Нам с братом не пришлось сговариваться - оба мы отлично знали, как нужно действовать. Пока у отца была ферма, мы с малолетства работали на ней в паре, а после того, как разорились, каждый год нанимались пасти или перегонять скот и лошадей. Ладный из нас был дуэт, как говаривала тетушка Эбигейл, пусть зачастую это относилось к нашим с Сэмом проказам, а не заслугам.

Легкой рысью мы спустились вниз по разные стороны холма, обходя табун широкой дугой - каждый со своего края, и держа наготове петлю лассо. Наше приближение не осталось незамеченным для мустангов: все они, как один, беспокойно подняли головы и начали двигаться прочь - сначала шагом, потом опасливой рысью; сбивались все плотнее, держа жеребят ближе к центру. Но не они нам были нужны, а длинногривый вожак. Я выслал Баффало галопом, когда расстояние позволило мне броситься прямиком к голове табуна, держа широкую петлю возле бедра. Конь подо мной недовольно храпел, норовя то дернуться в сторону, то перейти на мелкую рысь, и мне приходилось подбадривать его гиканьем и шпорами. Видя мой маневр, Сэм устремился к жеребцу наперерез с другого бока, не давая тому отвернуть резко в сторону, и вместе с тем отрезая от табуна. Гнедой несся резво, высоко вскидывая ноги и изгибая лебединую шею - летел над землей. Старина Баффало едва поспевал за ним, и я невольно засмотрелся на его бег. В тот миг мне подумалось, что никто из нас: ни я, ни Сэм, ни кто-либо из тех, кого я встречал, не были так хороши, чтобы сесть на этого жеребца. И эта мысль настолько разнилась с моим недавним желанием обладать этим животным, что ум мой на мгновение затуманился.

- Кит! Не зевай! - донесся до меня голос брата.

Сморгнув, я увидел, что Сэм уже набросил петлю на шею коня и теперь притормаживал, закручивал его на лассо. Я поторопился бросить свое и, подцепив у жеребца заднюю ногу, тут же осадил Баффало. Веревка натянулась до предела, резко дернула за луку седла, к которой была примотана, и одичавший конь повалился плечом вперед. Злое ржание вырвалось из его груди, пока он бился ногами и пытался встать. Клоки травы и комья земли летели в разные стороны из-под его копыт, и я заметил старые подковы на них. Это только подтвердило мою догадку о том, что у жеребца был некогда хозяин.

- Тише, тише, красавец, - приговаривал Сэм. Он соскочил с седла и теперь медленно подходил к коню, держа в руках верёвочный недоуздок. - Ты же хороший парень, да? 

Я подъехал чуть ближе, ослабляя натяжение лассо, и жеребец смог подняться на ноги. Однако в любой миг я был готов пришпорить Баффало и не дать дикарю броситься на брата. Гнедому было не по нраву наше приветствие: он грозно жал уши, поддавал задней ногой, норовя сбросить мою петлю, и тревожно ржал, взывая к своему табуну. Вот только его кобылицы уже далеко разбежались по прерии.

- Ну же, смотри, что у меня есть! 

Сунув руку в карман куртки, брат достал кусок сахара и показал его коню на ладони.

- Гляди, чтоб он тебе руку по плечо не отхватил! - предостерёг я, но Сэм ухмыльнулся.

- Он знает, что это такое! О, да, мистер! Ты же знаешь, что это вкусно? По глазам вижу - да!

Конь все ещё взволновано перетаптывался и всхрапывал, но из петли не рвался, оставаясь на месте и позволяя брату подходить ближе. В напряжении я наблюдал за ними. Мне было и тревожно, и волнительно, ведь никогда невозможно узнать, что на уме у незнакомой лошади, точно так же, как нельзя судить о встречном человеке. Сэм старался не смотреть коню прямо в глаза, протягивая угощение, и гнедой сменил свое недовольство на любопытство, потянулся носом за сахаром. Похоже, он еще не успел забыть каково это - общаться с человеком, и какие блага может подарить этот союз. Брат не терялся и уверенно надел на жеребца приготовленный недоуздок. Конь не возражал. Враз позабыв о своей дикости, он тыкался носом в карманы куртки Сэма, ища больше сладостей, а брат гладил гнедого по крутой шее, точно они уже давно были приятелями. Я выдохнул с облегчением и соскочил с Баффало, тоже желая прикоснуться к прекраснейшей из лошадей.

Удивительно, но его смирный вид отзывался во мне неуверенностью, а ведь я с малолетства работал с животными. Я чувствовал странное беспокойство, прикасаясь к его пыльной шкуре, и в какой-то момент отдернул руку, потому что мне почудилась кровь. Однако то был лишь блеск его темной шерсти. Никогда до и никогда после я не видел лошадей подобной гнедой масти. Под слоем грязи, в следах от моих пальцев блестела на солнце шкура темно-бордового цвета, так похожего на запекшуюся кровь. 

- Он будто красный, - поделился я своим наблюдением.

- А ты все больше мне нравишься, приятель! - весело отозвался Сэм, продолжая обращаться к коню, а не ко мне. - Буду звать тебя Руби.

Кроме своего окраса и породистой стати, Руби ничем не отличался от прочих жеребцов, но обладал покладистым нравом. Никакого клейма, к бурной радости Сэма, мы на нем не нашли, однако после чистки нашим глазам предстал зверь с тяжелым прошлым: кровавая шкура его была усеяна шрамами от пуль и сабель, а холка истерта седлом. После увиденного, брат стал звать жеребца не иначе как Капитан Руби, и преисполнился за него еще большей гордости. По зубам коню было лет девять, а если судить по копытам, то с последней ковки прошло не больше пары месяцев, и, значит, одичал гнедой не так давно. Выходило, что мы сорвали отличный куш в Великих Равнинах, но чем радостнее был Сэм, тем поганей становилось мне. Сначала я думал, что из-за глупой зависти мне кажется, будто брат слишком увлечен нашим неожиданным приобретением, но скоро стало очевидно, что Сэм буквально одержим конем. Он не давал мне его чистить и не давал прикасаться, говорил с ним больше, чем когда-либо говорил со мной. И это было чертовски странным.

Сняв седло со своего коня, брат в тот же день пересел на Капитана Руби, и так мы отправились в город. Разговор между нами не клеился. Сэм либо обращался к гнедому, либо говорил о гнедом, втягивая меня в фантазии о том, кому в прошлом мог принадлежать этот жеребец: законнику, бандиту или боевому генералу. Мне было все равно - хоть самому дьяволу! Я был зол на брата, и даже не подозревал насколько близок был к истине. 

В городок Рипли-Хилл, куда мы направлялись изначально в поисках работы, мы прибыли через четыре дня. За это время мы с Сэмом успели несколько раз серьезно повздорить, вплоть до того, что он вдруг выхватил револьвер и навел его мне между глаз, чего отродясь между нами не бывало. Лишь мои испуг и смирение остановили его, и оставшийся путь я проделал в абсолютном молчании. Я все вспоминал выражение его перекошенного гневом лица и холодные глаза, - готов поклясться, он был готов убить в тот момент! И это осознание растоптало меня.

После того, как мы поставили лошадей на конюшню, брат остался там же - он хотел перековать Капитана Руби у местного кузнеца, а я отправился в город расспросить на счет работы. Хотя, по чести, куда больше мне хотелось побыть одному. 

Рипли-Хилл был сравнительно крупным городком для здешних мест, центром, куда сходились все дороги от множественных ранчо, раскиданных по округе. Обширные Великие Равнины были отличным местом для выпаса скота и лошадей, и по весне уже второй год мы с братом торопились сюда, чтобы найти работу до осени. В городе часто проводились торги скота, а потому центральную его часть занимала площадь с открытыми загонами, сейчас пустующими. К ним с одного края прилегала железнодорожная станция, а с другого располагался город. Здесь можно было найти несколько магазинов, пару салунов, пару докторов, кузнеца, шерифа, и даже юриста. 

Помявшись в разъезженной весенней грязи возле конюшни, я все же переборол отрешённость, и направился в бакалейную лавку. Как мне помнилось, ее держал мистер Мортон вместе с женой, и оба они всегда отличались радушием и охотой поболтать - самое оно, если нужно вызнать последние новости и слухи - может где-то на ранчо не хватает рабочих рук? В тот момент я поторопился отбросить тяжелые мысли и решил, что если раздобуду для Сэма сведения, то мы сможем уладить наше странное непонимание, и совместная работа вновь вернет все в прежнее русло.

Я отворил дверь лавки и над головой брякнул колокольчик. Меня встретил знакомый запах табака и молотого кофе. Нутро бакалеи было небольшим, с обилием полок вдоль всех четырех стен, заставленных консервами, банками и цветастыми коробками. В центре помещения высилась чугунная печь с похожей на удава дымовой трубой, а рядом с ней под потолком на веревках болтались между лампами календари и рекламные плакаты. Внизу, вдоль короткого прилавка, местились корзины и ящики с зимовыми овощами.

- Доброго дня, - отточенной фразой поприветствовал меня мистер Мортон из-за прилавка, и я увидел, как на его округлом лице появляется улыбка узнавания. - Юный Блэквуд!

- Сэр… - кивнул я, но не успел договорить положенное приветствие, как откуда-то из-за спины ко мне подкралась миссис Мортон. Она по-матерински приобняла меня за локоть, ничуть не страшась замарать белый передник о мою пыльную куртку.

- О, какие новости! Вижу вас можно звать уже Мистер Блэквуд, - улыбалась она. - Мы не виделись полгода, а ты из мальчика стал таким мужчиной. Хочешь, отдам в полцены помаду для усов?  

Миссис Мортон хитровато и ласково взглянула на меня снизу вверх, и я смутился от ее слов и внимания. Щетина у меня действительно начала пробиваться над губой и на подбородке, но ни об усах, ни о бороде говорить еще не приходилось. Однако мне было приятно ее воркование.

- Возможно к концу сезона… - пролепетал я, почтительно снимая с головы шляпу, и поторопился переменить тему: - Рад видеть ваше доброе семейство в здравии. Насколько могу судить, дело тоже процветает?

- Ох, по-разному! - взмахнула рукой миссис Мортон, отпуская меня, и прошла к мужу за прилавок. - Думала зиму эту не переживу, но Бог миловал!

- Вы припозднились в этом году, - вставил свое слово мистер Мортон. - Ждали вас недели на две раньше. С твоим братом же все в порядке? 

- Да, - с заминкой ответил я. - Мы свернули с дороги, когда заметили табун мустангов у Барсучьего Ручья. Это нас задержало. Но зато мы отловили отличного жеребца! Красного, как кровь. Видит Бог, никогда такого не встречал!

- Кровавого? Какое странное совпадение, - удивился мистер Мортон. Он вдруг глянул точно бы сквозь меня, куда-то к двери, и обратился к тому, кого я до сей поры даже не заметил: - Разве не вы намедни спрашивали о подобном? Я ещё удивился - разве ж бывают такие кони? Кровавые без ран. А уже второй человек этакое говорит!

Я обернулся. В углу лавки оказался еще один посетитель, и, как только наши взгляды пересеклись, он двинулся ко мне, бряцая шпорами.  В тот миг я удивился, как я вообще мог его не заметить - до того причудливым был его вид. Первым, что привлекало внимание, была шляпа: потрепанная, грязно-зеленого цвета, с широкими прямыми полями; спереди к ее тулье была примотана иссохшая кроличья лапка, рядом - три орлиных пера, а по другую сторону трефовый туз. На лицо я дал бы незнакомцу лет 35-40, но длинные рыжие закрученные усы и обветренная кожа накидывали лет. Он был одет в кожаную куртку отвратительного болотного цвета, белые потертые штаны, и расшитые сапоги, на подобии тех, что так любят носить мексиканцы - с приподнятыми носами и массивными шпорами. Я принял его за театрала и циркача, какие частенько слонялись по большим дорогам. Даже его кобура с револьвером была безвкусной и вычурной - весь оружейный пояс незнакомца был расшит яркими красными маками.

- Конь не просто рыжий или гнедой? - уточнил чудак, с ощутимым акцентом. - Красный, как французское вино или кровь в жилах?  

- Да, мистер, красный, - кивнул я. - Это ваш?

- Нет, но я готов его купить. Какую цену вы за него дадите?

Я растерялся от такой внезапности, но должен был признаться себе, что пожелал избавиться от жеребца немедленно. Вот только не я был его хозяином.

- О, об этом вам стоит говорить с моим братом - Сэмюэлем Блэквудом. 

- Где его искать?

Тут я некстати вспомнил, что брат чуть не пристрелил меня из-за коня, и подумал, что незнакомцу вовсе может не поздоровиться, если он проявит напор. А потому решил, что сам должен подвести Сэма к сделке, ведь изначально мы ловили коня, чтобы продать его.

- Сейчас он с дороги отдыхает и будет не в лучшем расположении духа, - ответил я, невольно опустив глаза и помяв в руках шляпу. -  Думаю, будет лучше, если я передам ему вашу заинтересованность, и мы отыщем вас после. К слову, вы, мистер…

- Макниа, - представился чудак не менее странным для меня именем. Я принял его за шотландское. - Я снял комнату над салуном у мистера Брауна. Меня можно испросить там.

- Да, хорошо. Я запомню и передам брату.

- Передайте ему также, что я готов посмотреть коня в любое время и заплатить в тот же день. В наших общих интересах сделать все быстрее.

Тогда я не понял смысла последних его слов, но решил, что мистер Макниа сильно торопится, и просто кивнул. Он, в свою очередь, бросил бакалейщику, что ждет все заказанное в номер, и, попрощавшись с присутствующими, вышел. Какое-то время я бездумно смотрел на закрывшуюся дверь, пока мистер Мортон не произнес:

- Странный тип.

- Кто он? - обернулся я к хозяину лавки и тот пожал плечами.

- Никогда не видел его раньше. По всему видать англичанин. Приехал в город несколько дней назад, ходил везде выспрашивал про красного коня. Признаться, я принял его за помешанного во всем этом наряде, пока ты не заговорил так же.

- Англичане чопорные, - вставила свое мнение миссис Мортон, вертясь возле полок и собирая заказ. - Видала я одно семейство в Дрейквилле. От них даже зубы сводит! А этот обходительный и веселый.

Я готов был поклясться, что чудак очаровал миссис Мортон - с такой улыбкой и теплотой она отзывалась о нем, и с тем большим неудовольствием глядел и говорил мистер Мортон: 

- От этого хлыща зубы сводит у меня!

- А он не говорил, зачем ему нужен именно такой конь? - поинтересовался я, сообразив, что совпадение было действительно интересным. Мистер Макниа не назвался хозяином жеребца, но, видимо, знал о том, кто владел им в прошлом или об истинной стоимости такой лошади. Вот только мне она была уже не важна, я бы продал Капитана Руби даже за десять долларов, как старого мула, лишь бы с Сэма сошла одержимость им.

- Нет, - качнул головой мистер Мортон, и я оставил этот разговор, обратившись к тому, зачем перешагнул порог бакалейной лавки - к поиску работы.

Как выяснилось, на паре окрестных ранчо все еще требовались разнорабочие, хоть мистер Мортон и не мог поручиться за хорошие условия для белого человека. Вместе с тем, в случае неудачи, он был готов рекомендовать нас с Сэмом своему брату в Дрейквилл, где могло найтись место среди перегонщиков. Я поблагодарил хозяина лавки за доброту, и поторопился вернуться к Сэму с новостями, однако на конюшне его уже не оказалось. Конюший мальчишка обмолвился, что искать его следует в салуне Брауна, и я решил, что брат, должно быть, намеревался снять для нас комнату на ближайшую ночь. События вновь переплелись причудливым образом, ведь именно там остановился и мистер Макниа; с другой стороны, в Рипли-Хилл было не так много мест, где мог бы переночевать приезжий. 

Я неторопливо прошелся по центральной улице города от конюшни к салуну, утопая в хлябкой грязи едва ли не по щиколотку. По дороге я столкнулся еще с несколькими давними знакомыми, с которыми обменялся радостью встречи, и это сделало меня богаче на одно предложение работы, сверх разведанного. Я успел позабыть о дурном, и вошел в салун Брауна с улыбкой и в живейшем расположении духа. 

До вечера еще оставалось несколько часов, и народа в заведении было не много, а потому я сразу углядел Сэма возле барной стойки, и широким шагом направился к нему. Однако когда я пересекал зал, меня неожиданно окликнули от карточного стола:

- Мистер Блэквуд!

Мы с братом обернулись единовременно. Я увидел мистера Макниа, который взмахнул рукой, чтобы привлечь мое внимание. Вместе с ним за зеленым столом сидели еще два джентльмена, составлявшие ему партию. Одного из них я не знал, а вот вторым оказался Билли Уйат - парень, ровесник Сэма, с которым мы в прошлом году перегоняли стадо через Северную Равнину. Я кивнул ему, но он точно бы не узнал меня или не заметил, хмуро глядя на карты в руках. Похоже, мистеру Уайту не везло.

- Вы не меня ли ищите? - тем временем спросил мистер Макниа, благодушно улыбаясь.

  Он, должно быть, решил, что я готов сделать торговое предложение, и мне стало неловко, ведь я даже словом не успел перекинуться с братом. И пока я мялся с ответом, подошел Сэм. 

- Все в порядке? - поинтересовался он, положив руку мне на плечо. Она показалась необычно напряженной и тяжелой, и мне стало не по себе от этого жеста, который в иное время неизменно был ободряющим, отцовским. Беспокойство вновь заворочалось в моей душе. Я не знал, как вывернуть сложившуюся ситуацию благополучно и решил не лукавить.  

- Да, - ответил я брату.  - Это мистер Макниа, и он заинтересовался жеребцом, которого мы поймали…

Сэм тут же нахмурился. Я почувствовал, как непроизвольно сжались его пальцы у меня на плече, и он резко отрезал:

- Капитан Руби не продается.

Мистер Макниа спрятал улыбку и поднялся из-за стола. 

- Я пас, джентльмены, - обронил он, укладывая карты лицом вниз, но его соигроки без того прислушивались к разговору больше, чем продолжали игру.

- Не торопитесь, мистер Блэквуд, - продолжил он, подходя ближе к нам с братом. -  Я могу хорошо за него заплатить. И когда я говорю хорошо, эти джентльмены не дадут соврать - плачу золотом!

- Только его хрен выиграешь, - проворчал мистер Уайт, но никто не обратил на него особого внимания.  

- Мне это не интересно.

- Но, Сэм, разве мы не хотели его продать?

- Я сказал  - нет!

Брат начинал злиться и я умолк. Однако мистер Макниа не готов был отступать:

- Что ж, может тогда вы готовы его поставить? Если выиграете, то получите и коня, и золото…

- Нет. Идем, Кит.

Сэм потянул меня за собой. Но не успели мы сделать и двух шагов, как мистер Макниа придержал брата за плечо и совершенно неожиданно протянул ему индейский амулет на веревке.

- Возьмите тогда это. Иначе вскоре смерть придет за вами!

Я не успел толком разглядеть странную вещицу из которой торчали перья и яркие нитки - Сэм выбил амулет из руки чудака и потянулся за револьвером.

- Смерть сейчас придет за тобой, рыжий койот!

Что есть силы я ухватил брата за руку, не давая ему вытащить оружие.

- Не надо, Сэм! 

- Если вы собрались стреляться, то делайте это на улице! Или, Богом клянусь, я сам вас перестреляю! - окликнул нас бармен.

- Все в порядке! - примирительно бросил ему я, и потянул брата наружу. - Идем...

Сэм послушался. Волком он глянул через плечо на мистера Макниа, однако тому хватило ума больше не заговаривать с нами. Мы вышли на улицу, но и там я не знал куда деться от взглядов прохожих, а потому потянул брата за угол, в узкий проулок между домами. Оказавшись в тени стен, Сэм дернулся, высвобождаясь из моих рук, и сам схватил меня за воротник куртки.

- Что это еще за хрен?! - вскричал он, хорошенько меня тряхнув. - Ты сговорился с ним?! Я Капитана Руби не отдам! Он мой! Слышишь, мой! Точка!

Никогда еще с такой яростью брат не кидался на меня, и я не знал, что мне делать. Страх и обида овладели мной в тот момент, и я не выдержал - повысил голос в ответ:

- Ты помешался на этом жеребце, Сэм! Разве ты не видишь, как одержим им?! Размахиваешь револьвером на любое слово о нем, которое тебе не понравится! Но при этом мы говорим только об этом чертовом коне! Сэм, ты никогда таким раньше не был! 

- Твой мистер угрожал мне смертью, и все в салуне тому свидетели! 

Тут я должен был признать, что мистер Макниа повел себя странно, но подобная выходка хотя бы вязалась с чудаком в дурацкой шляпе, а вот озлобленность Сэма я никак не готов был принять. Мой брат никогда не был вспыльчивым, и отцовский револьвер мы носили с ним один на двоих, чтобы отстреливаться от диких зверей, но никак не для того чтобы палить по мирным людям.

- Я тебе ничем не угрожал, - напомнил брату я, сделав глубокий вдох, чтобы успокоить подрагивающий голос. - Никогда. И все же ты наставил на меня оружие позавчера. И готов душу вытрясти теперь.  Да, Господи Боже, ты пугаешь меня! Я боюсь за тебя, Сэм! И боюсь тебя…

Брат молчал, не мигая уставившись в мои глаза, и я готов поклясться, что видел внутреннюю борьбу за этим взглядом - мучительное осознание. Его раскрасневшееся от злобы лицо стало белеть, на нем появилось тоскливое выражение, и Сэм, наконец, отпустил меня. Не зная, куда деть подрагивающие пальцы, он оправил воротник моей куртки и отступил.

- Прости Кит, - пробормотал он. - Прости. Я не хотел тебя пугать, малыш. Вот, - судорожным движением брат расстегнул пряжку оружейного пояса и протянул его мне вместе с револьвером, - бери его. Так нам обоим будет спокойней, верно?

Сэм неловко улыбнулся, и поддавшись ребяческому порыву, я обнял его. Тяжелое предчувствие все еще не оставляло мое сердце, но мне стало чуть легче. Я высказался и был услышан. Во всяком случае, мне показалось, что я смог достучаться до брата. Остаток вечера мы провели в номере: говорили о работе и решали, куда стоит поехать завтра первым делом. Ни слова тогда не было сказано про Капитана Руби, и мне вновь казалось что все налаживается - Сэм искренне улыбался. А под утро... в номер постучался помощник шерифа. 

Со сна я не сразу понял, что брата нет, и чего от меня хотят в столь ранний час. Но услышанная новость вмиг пробудила меня, будто ведро ледяной воды: Сэма нашли на выезде из города с проломленной головой. Я отказывался в это верить, и, наскоро одевшись, пожелал увидеть мертвеца прежде всяких разговоров, вот только взгляд воочию не облегчил моих опасений, а лишь подтвердил их, ввергнув в некое душевное оцепенение. Я смотрел на распластанное тело брата, лежащее на столе в мастерской гробовщика в свете керосиновой лампы, среди опилок; видел его залитое кровью лицо, и никак не мог понять, как так получилось. Сэм был одет по-дорожному. Но куда и зачем он решил отправиться без меня до зари? На ум не приходило ни одной здравой мысли. Если верить словам помощника шерифа, то брата ограбили - забрали коня, на котором он выехал с конюшни - Капитана Руби. Меня спрашивали, кто мог быть к этому причастен, и в голове вертелось только одно подходящее имя - мистер Макниа. Его я и назвал.

Лишь вернувшись в номер, после всех расспросов, я нашел на полу письмо, которое должно быть смахнул с кровати, когда поднимался в темноте на роковой стук в дверь. Письмо было от Сэма. В нем он извинялся, и говорил, что в этом маленьком путешествии к Рипли-Хилл почувствовал непреодолимую тягу к переменам и желание новой жизни, выходящие за рамки обыденности. А потому он решил забрать Капитана Руби и отправиться искать свой смысл. Мне же он оставлял отцовский револьвер, и советовал продолжать искать работу, просил позаботиться о тетушке Эбигейл и нашей сестре - Дебре. И просил не следовать за ним. 

Я смял невыносимые для души строки в кулаке, не дочитав, и повалился на подушку, разрыдавшись, как мальчишка. В тот день я будто умер сам. Я был опустошен и сломлен. С самого малолетства Сэм был для меня миром и опорой, заменив спившегося отца. Мы никогда не расставались, и тут вдруг я остался один. Все наши совместные планы обрушились, и мою жизнь заволокло непроглядным туманом - я чувствовал себя потерянным, мне больше не за кем было идти. И в тот миг тьма поглотила меня. Я пожелал отмщения. Мне казалось, что если влить в собственную душу достаточно крови; отнять у убийцы то будущее, какое он отнял у Сэма; увидеть его агонию и встать над его могилой, то от всего этого наступит облегчение, мир вернется в ум и сердце, а я смогу сделать шаг вперед... Я был ослеплен своей тьмой.

Мне пришлось продать коня Сэма, чтобы оплатить услуги гробовщика и могильщика, а после жить какое-то время - пока бы я не нашел в себе силы вновь взяться за работу. На похоронах нас было всего трое: я, священник и миссис Мортон, которая оставила дела в семейной лавке, чтобы в столь скорбный час немного поддержать меня. И я был ей благодарен, хоть и не был настроен на какое-либо общение.

- Чем теперь думаешь заняться? - осторожно спросила она, когда после нашего прощания с Сэмом, могильщик стал засыпать гроб мокрой весенней землей. Комья жидковатой грязи глухо и мерно падали на белесую крышку последнего пристанища моего брата, а я отупело смотрел перед собой, подмечая, как ласково треплет ветер молодые листья на деревьях у кладбищенской ограды; как резво парят ласточки в безоблачной голубой синеве, таская пух в лепленное гнездо, под крышей церкви; как полосатая кошка развалилась прямо на тропинке меж могил и грела бока на теплом солнце. Мир цвел и продолжал жить - ничто не разбилось с уходом к Богу одного человека, кроме моей души. 

Я не хотел обрывать затянувшегося молчания, но миссис Мортон ждала моего ответа, ненавязчиво заглядывая мне в лицо, и я сдался:

- Отыщу Макниа и притащу на виселицу.

Ответ ожидаемо ей не понравился. Она поджала дряблые губы и осторожно, тихо возразила:

- Мне кажется, не он виноват в случившемся...

- Он исчез в то же утро, - резко произнес я, решительным движением нахлобучив на голову шляпу, коею до этого держал в руках. Широкие поля бросили спасительную тень на мои глаза, укрыв их от взгляда миссис Мортон. - Люди шерифа шли за ним до границы округа, и он бежал от них, как трусливый койот! Стал бы делать так честный человек? Шериф отказался преследовать его дальше границы. Я же не сдержан ничем.

Миссис Мортон тяжело вздохнула и подхватила мой локоть материнским жестом.

- Ты не должен это делать, Кристиан. Бог покарает злоумышленника, кем бы он ни был, и как далеко бы ни бежал. Все мы придем на Его суд.

- Я не хочу ждать божественного правосудия! - отрезал я, и поборол в себе желание слишком резко вырваться из женских рук. - Этот подлец отнял у меня брата! И я хочу, чтобы его судили здесь! На земле!

- О, Господи Милосердный!!! Подумай хотя бы, каким ударом будет для вашей тётушки, если вы, не дай Боже, погибнете оба…

Эти слова немного отрезвили меня, ведь думая о возмездии, чувствуя за собой нерушимую справедливость, я даже на мгновение не допускал, что моя месть может провалиться; что я могу проиграть и умереть. Однако отступить я уже не мог.    

- Я не смогу вернуться к ней ни с чем, - сипло произнес я, удивляясь, куда только подевался мой голос. - Я хочу чтобы, получив весть о смерти Сэма, она знала, что его убийца наказан. 

- Поверь мне, Кристиан, совсем не это хочет знать женское сердце...

- Может быть. Но я буду не мужчина, если не попытаюсь. Буду как отец, - брезгливо выплюнул я и поморщился, ощущая неприятную горечь в горле. - Когда нашу ферму ограбили пять лет назад - убили нашу мать. После этого отец только пил. Все легло на плечи Сэма... Я лучше умру, чем стану жить как ни в чем ни бывало. Хотя бы он будет отомщен.

- О, мальчик мой, - миссис Мортон вдруг обняла меня, и я напрягся от этой непрошеной близости. Мне не нужны были утешения, но и она, похоже, отчаялась переубедить меня словами, обратившись к тому, что так ловко использовали женщины - к силе обнаженных эмоций. Я остался недвижим и нем, и она сдалась первой, отстранившись. 

Могильщик заканчивал свою работу.

- Я буду приходить к нему иногда, - пообещала мне миссис Мортон, и я благодарно ей кивнул.

- Спасибо вам. Я в свою очередь обещаю, что вскоре в центре Рипли-Хилл сколотят виселицу, и на ней будет болтаться убийца моего брата.

В этой решимости я покинул кладбище. Я собирался отправиться в дорогу в тот же день, пока следы Макниа не успели остыть. 

***

  Вызнав у людей шерифа, до какого места они преследовали Макниа, я отправился дальше по его следам. Прокручивая в голове нашу мимолетную встречу, я все больше сгущал в памяти краски. Макниа не напоминал тех головорезов, которые грабили наше ранчо пять лет назад, или те опустившиеся лица с плакатов о розыске, которыми были обклеены все почтовые станции и пестрели газеты, но выглядел достаточным безумцем, чтобы убить за лошадь. Так мне казалось. Он был готов купить коня почти не глядя, за золото, ради одного лишь цвета его шерсти, а не получив желаемого, пошел путем дьявола. Мне было сложно понять его мотивы, и еще труднее давалось понимание поступка Сэма, который вдруг бросил меня среди ночи с дурацкой писулькой, чтобы скакать неведомо куда, как легкомысленная девица с внезапным любовником. Почему он так поступил со мной, с тетушкой, с Деброй? У меня не находилось ни одного ответа, который бы как-то успокоил меня и объяснил этот поступок. Я не мог ничего для себя придумать, и мне больше не у кого было спросить. Много лет Сэм нес на себе полноценное бремя главы семейства Блэквудов; всегда, как мне казалось, осознавал сколь многое зависит от него, и держал всех нас на плечах. При этом он не выглядел внушительно - все мы Блэквуды были из той породы, что остаются сухими жердями, даже работая, как мулы, - но брат неизменно напоминал мне крепкий молодой дуб по духу. Я же на его фоне, казался себе ивовым прутом, который легко завязать в узел. И вот я впервые остался один. И впервые выслеживал человека как зверя. Однако в отличие от зверя, Макниа даже не пытался скрываться, и благодаря своей вызывающей внешности был всюду узнаваем, где проезжал. Все свое непонимание, растерянность, обиду и злость я вложил в эту цель. Как знать, может таким способом я искал собственной смерти, не понимая, как мне следует жить дальше.

  Несмотря на приличную фору в четыре дня, которые я потратил на то, чтобы достойно предать Сэма земле, я настиг Макниа уже через неделю, однако не спешил приближаться к нему. Его силуэт то возникал, то пропадал на пылящей дороге впереди, но расстояние между нами оставалось неизменным. Не знаю, чего я ждал. Я медлил и сомневался - Капитана Руби при нем не было. Сам он ехал на приметной рыже-чубарой аппалузе, а за ней, привязанный к задней луке седла, шагал серый вьючный мул. Неужели миссис Мортон была права, и я столько дней потратил впустую? Но злоба во мне заверяла, что Макниа мог избавиться от коня, зная, что на него охотятся люди шерифа, мог передать подельнику, с которым собирался встретиться где-то после. Не станет же безвинный человек бежать из города?

  Так мы ехали друг за другом несколько часов по дороге среди холмистых равнин, перемежавшихся порослью кустарников. Было уже совсем по-летнему жарко; в густой сочной траве оглушительно стрекотали кузнечики, чирикали по кустам птицы; вокруг, насколько хватало глаз, не было никаких признаков людей или жилища, только дорога - две лысоватые колеи от колес, - среди дикого мира. Даже пугливые олени считали себя здесь большими хозяевами, чем человек, и спокойно паслись на расстоянии ружейного выстрела.

  И вот, когда солнце уже начало клониться к горизонту, Макниа вдруг остановился. Небольшая стая ворон, истошно каркая, вспорхнула от земли из кучного полынника рядом с ним. Я думал, что ему приспичило по нужде, и остановил Баффало, чтобы не приближаться слишком сильно, но Макниа вдруг обернулся в мою сторону и стал махать рукой. Сначала я решил, что он подает знак кому-то невидимому мне, но среди равнин и низких кустов не было места для укрытия. Он привлекал мое внимание. Поняв, что преследование не осталось незамеченным, я вытащил револьвер и пустил коня размашистой рысью, решив приблизиться.

  Пусть все решиться здесь и сейчас, на этой безлюдной дороге.

  Макниа встречал меня без оружия, спешившись. Однако, подъезжая, я целился в него от бедра, опасаясь, что в любой момент он может выхватить свой револьвер. Сердце мое колотилось, как у зайца: никогда еще я не угрожал человеку оружием, пусть и негодяю.

  - Приветствую, мистер Блэквуд! - первым заговорил Макниа. – Вижу, вы довольно стеснительны и не любите навязывать свое общество, даже путешествуя с кем-либо в одном направлении. Но, поверьте, я совсем не против компании.

  Он улыбался так же приветливо, как при нашей первой встрече в лавке Мортонов, и это особенно разозлило меня. Я поднял револьвер выше и направил его в грудь Макниа гораздо увереннее.

 - Ты знаешь, зачем я за тобой еду.

 - Я бы с удовольствием поиграл с вами в эти загадки, но, мне кажется, оружие в ваших руках помешает нашему непринужденному общению...

 - Ты убил моего брата, конокрад! - выкрикнул я, раздраженный его обходительным многословием.

 - Как грубо, и как необоснованно, - с досадой произнес Макниа в ответ и цыкнул языком. Улыбка, наконец, пропала с его рябого лица. -  Признаться, при первой встрече я посчитал вас довольно умным молодым человеком.

 Я его не слушал, сосредоточенный на своем намерении, которое столько дней носил в голове.

- Ты отправишься со мной назад в Рипли-Хилл, и там я отдам тебя шерифу.

 - Но я ничего противозаконного не делал, - заметил Макниа, и тут же поправился: - последнее время. В любом случае я не убивал вашего брата. Но, должен заметить, в последнюю нашу встречу, он сам просился на пулю. А я, со всей симпатией к вам и вашему брату, предупредил, что он умрет.

 Я крепко стиснул зубы и взвел курок. Моя ладонь с оружием резко вспотела, но в тот момент я испытывал жгучее желание выстрелить в эту языкастую змею.

 - Если ты продолжишь издеваться над доброй памятью моего брата, я, клянусь Богом, пристрелю тебя без всякого суда!

  - Что ж, давайте попробуем на прочность вашу решимость, мистер Блэквуд, - неожиданно для меня произнес он. - Если я виновен, то пусть бог убьет меня вашей рукой!

  Макниа стал приближаться. Я не ожидал подобного, и откровенно растерялся от чужой безумной прыти, а потому предупредительно выстрелил ему под ноги в землю, точно желал отпугнуть волка или койота. Макниа даже не замедлился. Тогда я растерялся еще больше и прицелился выше - в сапог, но промахнулся. В бедро - мимо. В плечо - снова пуля ушла в сторону. Я не назвал бы себя метким стрелком, но Макниа был все ближе, а я неизменно мазал. Пространство между нами быстро заволокло облаком порохового дыма. И когда в барабане остался последний патрон, силуэт Макниа неожиданно возник уже возле моего стремени.

  - Ну, давай! Последний шанс! - выкрикнул он, улыбаясь, и резко обхватил мою вооруженную руку. Я попытался выдернуть пальцы, но не смог - хватка была крепкой. Тогда-то Макниа в немыслимом для меня помешательстве сам нажал на спусковой крючок, и от этого щелчка у меня екнуло сердце. Я не хотел убивать этого безумца! Видит Бог, даже целясь ему в грудь, даже раздираемый болью и злобой, я не хотел убивать человека! И револьвер дал осечку, барабан повернулся в холостую.

  - И так - оправдан перед богом! - торжественно произнес Макниа, отпуская мою руку. - Вы же уважаете божий суд, мистер Блэквуд?

Он смотрел на меня так уверенно, будто изначально знал, что ни я, ни оружие не причиним ему вреда. А я в этот момент пребывал в полнейшем оцепенении и отупении, точно бы успел остановить обезумевшую лошадь над самым краем ущелья, и теперь глядел на бездну внизу. Сердце мое колотилось в висках, на лбу выступила холодная испарина, во рту пересохло.

  - Какого черта ты творишь! - выкрикнул я, когда способность говорить вернулась ко мне. Я дернул повод Баффало и отъехал от Макниа на несколько шагов, но он не думал больше приближаться. Подрагивающей рукой я убрал револьвер в кобуру.

  - Это на тот случай, если через много лет ты вдруг пожалеешь, что не пристрелил меня сейчас, - улыбнулся он, опускаясь до моей фамильярности, и подкрутил длинный рыжий ус. - Зато теперь ты знаешь, что не смог бы.

  - Да ты помешанный!

  - Из нас двоих мой разум наиболее в порядке. Не я крался столько миль за человеком, чтобы пристрелить его, когда он уснет.

  Макниа непринужденно взмахнул рукой в сторону дороги, напоминая мне какой длинный путь я проделал. И мне стало обидно за это подозрение в подлости.

 - Я бы так не сделал! Не собирался!

 - Использовал бы нож? Или заточенную ветку?

 - Нет! Вовсе нет!

 - Но знаешь, что интересно, - прервал мои оправдания Макниа, - убийца твоего брата действительно здесь. Я собирался тебе это сказать до того, как мы начали играть в законника и бандита.

 Я нахмурился, с подозрением взглянув на него исподлобья.

 - Вон там.

 Глянув в указанную сторону, я только теперь заметил сапоги со шпорами, торчащие из кустов полыни рядом с дорогой. Именно отсюда взлетели вороны, и я уже догадывался, что увижу там труп. Однако большим сюрпризом стало для меня то, что мертвецом оказался Билли Уайт - я разглядел его, когда подъехал ближе. Он посерел, чуть раздулся и смердел, по нему ползали мухи и их личинки, а его лицо было частично исклевано птицами, но я все еще узнавал его. Как и заметил ровное отверстие от пули между глаз - меткий выстрел.

 - Как так… - прошептал я и спешился. Макниа тоже подошел ближе, вставая по другую сторону от тела.

 - Кажется, мистеру Уайту очень были нужны деньги: он серьезно проигрался. А из нашего разговора он смекнул, что красный конь дорого стоит. Это достаточно простое объяснение. Но не полное!

  Макниа важно поднял указательный палец и добавил: - Потому что убивает на самом деле красный конь.

 - Что?..

  Я откровенно озадачился, с недоумением взглянув на Макниа. Если сначала слова из его уст звучали стройно и логично, то окончились они откровенной дуростью.

 - Моего брата ударило совсем не копытом. А Уайта очевидно убила пуля прямо в лоб!

  С раздражением я указал на дыру между глаз мертвеца.

 - Очевидно, - со всей серьезностью согласился Макниа. - Что еще вам очевидно, мистер Блэквуд?

  Я огляделся, подмечая среди травы глубокие вмятины от конских подков.

 - Здесь на земле множественные следы, - озвучил я свое наблюдение, и прошелся вдоль чужой тропы, уводящей от дороги в холмы. -  Уайт или был в составе отряда, или его настигли всадники. Примерно десять лошадей.

 - Неплохо. И куда они направились?

 - На восток… возможно это какая-то банда. Ты шел за ними? - внезапное предположение озарило меня. Конечно, Макниа мог попытаться свалить собственное преступление на первый попавшийся ему труп, но после всего, я уже не верил в это. - Конь у них?

 - Скорее всего. Желаешь его вернуть?

  Я задумался. Никаких явных желаний у меня больше не было. Я был подавлен и опустошен, но больше не чувствовал злости, ни на Макниа, ни на Уайта… Мне было просто горько. А еще я устал.

 - Он приносит только беды, - ответил я.

 - А я не прогадал с твоим умом! - неожиданно весело, торжествующе воскликнул Макниа, и я мрачно глянул на него через плечо.

 - Я не издеваюсь, - поторопился заверить он. – Конь, правда, проклят. Все, кто садятся на него, вскоре умирают.

 - Что за глупость.

 - У нас уже есть два мертвеца, а я видел гораздо больше - я давно иду по следу этого коня.

 - Это как рассуждать, что деньги прокляты, - невесело усмехнулся я. - За них тоже убивают и гораздо чаще.

 - Да вы философ, мистер Блэквуд! В проклятого коня он не верит, а в то, что я убийца поверил легко! - эмоционально взмахнув руками, Макниа вдруг резко посерьезнел. - Не обижайся. Очевидно, ты очень дорожил братом. Я, правда, сочувствую твоей утрате. Но он был обречен с того мгновения, как сел на этого коня верхом.

   Я ничего не ответил и отвернулся: мне больше не хотелось об этом говорить. Мистические объяснения чудака в дурацкой шляпе больше походили на сказки негров и бормотание индейцев, чем на умозаключение здравомыслящего белого человека и христианина. Подобный разговор не к чему привести не мог. Но, словно бы поняв, о чем я думаю, Макниа вдруг проникновенно произнес:

  - И увидел я: вот, вышел другой конь, красный; и тому, кто сидит на нем, - дано было взять мир с земли и чтобы люди убивали друг друга; и дан был ему большой меч. Откровение. Глава шестая, стих четвертый.

  Я вновь обернулся и увидел, как Макниа идет к своей лошади. Я думал, он собирается ехать дальше, оставив меня с моими мыслями и убийцей брата, но он расседлал аппалузу и мула, явно собираясь задержаться. Скинув куртку и шляпу, он закатал рукава белой рубахи и вытащил из своей поклажи лопату. Пройдясь немного от дороги, и выбрав место, где земля была мягче, он начал копать. Макниа явно собирался похоронить незадачливого конокрада. Я хмыкнул и направился к Баффало, который пощипывал траву чуть поодаль. Мне больше нечего было здесь делать, и некого было ловить. Сэм вроде бы был отомщен, как и говорила миссис Мортон - Божий перст настиг злоумышленника, но легче я себя не чувствовал, даже хуже - я снова не знал, что мне делать. И взявшись за стремя, я помедлил: мне не хотелось возвращаться в Рипли-Хилл. Может, стоило поехать куда-то еще, где меня совсем никто не знал, и попытать удачу в другом городе? Я обернулся на Макниа, который продолжал копать. В марких белых рубашке и штанах его фигура выглядела особенно светлой в этот момент, правильной. И, вздохнув, я расседлал своего коня. Бросив седло рядом с его вещами, я крадучись, как провинившийся мальчишка, подошел ближе.

  - Хочешь сказать, что Капитан Руби - конь апокалипсиса? - задал я дурацкий вопрос, который не то чтобы интересовал меня - я чувствовал себя глупо, озвучивая его, - но он вроде как был продолжением оборвавшегося разговора. Макниа не поднял на меня взгляд, но я заметил легкую улыбку в его рыжих усах и уголках глаз. Странное тепло исходило от него, приятное душе. Мне стало стыдно, что я слепо заподозрил этого человека в преступлении. А Макниа продолжал взрезать лопатой землю, обвитую множественными корнями, и выкидывать ее на край будущей могилы.

  - Нет, - неторопливо ответил он, стараясь не сбивать дыхания при работе. - Просто... эти строки очень хорошо передают суть. Думаю, ты сам заметил, что твой брат… изменился. Стал более озлобленным, алчущим крови. Совсем как ты сегодня.

 Я промолчал.

 - Все, кто видят этого коня, - продолжил говорить Макниа, - желают его получить. И чем дольше они находятся рядом с ним - тем сильнее.

 - Нет ничего такого в том, чтобы желать обладать красивой лошадью, - хмуро заметил я.

 - Ты тоже хотел его получить. Почему не сел на него? Брат не позволил?

 Я снова смолчал. Мне не хотелось ворошить столь близкое и оттого болезненное прошлое, но в тоже время мне хотелось выговориться, вынуть все, что разъедало меня. Почему-то перед Макниа это оказалось сделать просто: он чем-то напомнил мне священника. Не внешним видом, конечно! Но мягкостью и терпением, которые исходили от него.

 - И да, и нет… - ответил я, после некоторой паузы, пока Макниа копал, а я разглядывал сбитые носы своих сапог. - Когда я ловил этого жеребца, я вдруг подумал, что на него нельзя садиться. Не потому что он проклят или вроде того! Вовсе нет! А потому что никто из нас не достоин…

  Макниа вдруг остановился и, оперевшись на лопату, взглянул на меня. Добрая ухмылка была на его лице, и мне стало неловко.

  - Давай теперь я покопаю, - предложил я, протянув руку за лопатой. Макниа не стал мне отказывать, и мы поменялись местами. Он сел прямо на траву у края могилы, и, достав сигареты и спички, закурил. Вечерело. На небе появилась первая звезда, хотя солнце еще не провалилось за горизонт; в воздух поднялась туча надоедливой мошкары, а где-то в холмах подвывали койоты. Я скинул с себя шляпу и куртку, и усердно принялся за работу. За делом мне было проще и легче.

  - Ты даже не представляешь себе насколько ты прав, - произнес Макниа в продолжение нашей беседы и выдохнул сизоватый дымок, который к моему удивлению не пах табаком. - Этот конь ищет себе всадника среди людей. В войну он принадлежал генералу Клиффорду - Кровавому Бену, - который неизменно упивался всяким сражением, и всегда был впереди атаки. Храбрый, но жестокий человек - он собственноручно рубил головы солдатам за трусость. Говорят, что ему самому снесло голову пушечным ядром, но конь продолжал его носить по полю боя до конца битвы. С тех пор дух Клиффорда поселяется в том, кто садится на его коня, и всадник начинает проявлять всю потаенную мерзость своей души. Но не долго: бедолагу вскоре настигает смерть - прямо в голову.

 - И зачем тогда тебе этот конь? - рассеяно спросил я, не слишком-то впечатленный рассказанной байкой. После войны подобных историй водилось во множестве - солдаты несли их из окопов и вываливали в салунах, под кукурузное пойло. В детстве эти россказни пугали меня, но теперь я считал себя достаточно взрослым, чтобы не верить в их правдивость.

  - Хочу упокоить безумного генерала, - запросто ответил мне Макниа, и сомнения к его словам во мне стало больше. Выбросив на край могилы очередной ком земли, я поинтересовался:

  - А ты значит, что-то вроде индейского шамана?

  - Что-то вроде… - туманно ответил он, и затушил окурок сигареты в свежей земле. 

  Мы замолчали вновь - все же мне было сложно поддерживать разговор о чертовщине. Тетушка Эбигейл, у которой мы жили последние годы, после того, как потеряли ранчо, отличалась крайней набожностью, и не допускала ни ругательств, ни упоминаний дьявола, оставаясь суеверной, как негритянка. Оттого подобные темы никогда не поднимались в нашем доме.

  Вечер выдался странным и еще страннее заканчивался. Мы с Макниа еще раз поменялись местами, прежде чем могила оказалась достаточной глубины. В тот момент я не думал, достоин ли убийца последнего пристанища, а действовал по велению души - мне казалось это правильным. Кем бы ни был Макниа, поступал он по-христиански, и обернул к этому меня, когда я забылся. Как яркий огонь, он возник среди моей темноты, и обжег меня, и отрезвил. Я не знал почему Уайт поступил так, как поступил - это был для меня еще один вопрос, на который не было ясного ответа. Прежде Билл казался мне парнем славным, хоть и немного грубым, и я не представлял себе, что за мысли должны вариться у человека в голове, чтобы убить своего знакомого; кого-то с кем трудился и делил некогда хлеб. Я перегорел своей местью, но и где, правда, доподлинно не знал.

  Мы с Макниа перетащили тело Уайта в свежую могилу, засыпали землей и обложили крупными камнями. Едва ли через какое-то время что-то будет напоминать о ней, но образ убийцы брата уже не оставит меня. Я молча смотрел на безымянные камни, сжимая полу шляпы грязными пальцами, и не понимал, что ощущаю и что должен был бы ощущать в такой момент. Тем неожиданней прозвучал для меня вопрос Макниа: 

- Ну, как ты себя чувствуешь, Блэквуд?

- Как пустая бутыль… - устало ответил я.

- Это не плохо. Сможешь наполнить себя чем-то новым.

  Тут он хлопнул меня по плечу, как часто делал Сэм, когда желал приободрить меня. На мгновение все произошедшее показалось дурным сном: я ощутил себя в прошлом, где брат был рядом, и мое сердце защемило и сжалось. Я до конца так и не смог поверить в смерть Сэма, хотя видел его мертвым и так же стоял над его могилой. Для меня он точно бы просто уехал - ускакал искать свой смысл, и однажды мы с ним непременно должны были встретиться… Думать так было намного легче.

  - Предлагаю разбить лагерь, - деловито объявил Макниа и направился в сторону сброшенных в кучу вещей у обочины. Я неуверенно помял в руках шляпу, и нахлобучив ее на голову, пошел следом.

  - Вы заночуете со мной? После всего, что я сделал? После всей грубости и обвинений?

 Макниа обернулся через плечо и улыбнулся как ни в чем не бывало.

 - Ничто так не сближает людей, как совместное копание могилы! К тому же, ты не убил меня. Или ты все еще планируешь сделать это, когда я усну?

  - Нет, сэр.

  Я покраснел, ощутимо даже для себя, и порадовался, что вокруг уже сгущались сумерки, а потому Макниа едва ли сумел что-то заметить.

 - Дон. Можешь звать меня Дон, - запросто предложил он. - Глупо снова раскланиваться, после всего, что между нами было.

  - Дон как Доналд? - уточнил я, понимая, что до сих пор не знал полного имени Макниа. -  Или…

  - Как Доннаха.

  - А?

  - Меня зовут Доннаха Макниа, - продолжал улыбаться он. Должно быть, я был не первым, кого обескуражило его имя. - Я ирландец.

  - Я Кристиан Блэквуд, - растерянно представился я. - Американец.

  Дон рассмеялся после моего уточнения, и сам я невольно улыбнулся сказанной глупости. Это была моя первая улыбка за последние дни, и я почувствовал себя легче.

  Мы устроились на ночлег тут же у дороги, на небольшой возвышенности. Огня не разводили: слишком далеко было до ближайшего дерева; поужинали консервами. Сон сморил меня почти сразу, как только я лег и положил голову на седло Баффало - у тяжелых мыслей не было шанса против моей усталости. За ночь я ни разу не проснулся. А утром меня разбудил запах кофе и готовящегося мяса. Макниа все же удалось развести небольшой костер, над которым он теперь поджаривал куски заячьей туши, нанизанной на прутья.

  Где он все это успел достать?

  Солнце еще только поднималось над горизонтом, и со сна было особенно прохладно; в низинах белел тягучий туман. Я поежился, потер глаза и сел на лежаке, кутаясь в суконный плед. После недели одинокого путешествия, странно было просыпаться в компании, но более привычно и приятно.

  - Доброе утро, - подал бодрый голос Дон, и я не был уверен ложился ли он спать.

  Он поднялся со своего места, и, плеснув густого кофе в металлическую кружку, протянул мне.

  - Держи, погрейся.

  - Спасибо, - чуть сиплым голосом отозвался я, и поднес кружку ближе к лицу. В нос мне ударил горьковато-кислый аромат.

  - Когда ты успел поохотиться?

 - Поставил силки еще вечером.

  - А хворост?

  - Съездил на разведку. Вон туда.

  Дон указал рукой на восток, куда уводили следы неизвестного отряда, и где на холме виднелись редкие деревья.

  - Отсюда не видно, но вдалеке есть ферма. Там либо логово конокрадов, либо там смогут подсказать, куда они направились дальше.

  - Ты, правда, собираешься преследовать их? - хмуро спросил я, считая подобное смертоубийственным для одиночки.

  - Мне все еще нужен красный конь, - напомнил Дон, и, взяв один из кусков мяса на ветке, поковырял его ножом на предмет готовности. - А ты чем планируешь теперь заняться?

   Я задумался. Уже в который раз мне задавали этот вопрос, а ответа у меня все еще не было. Я чувствовал себя паршивой собакой без хозяина, которая готова прибиться к любому, лишь бы ее не били, и от этого сравнения мне самому же становилось тошно.

    - Не знаю, честно говоря... Должно бы вернуться к заработку. Двойному отныне. Чтобы до зимы скопить денег для тетушки и сестры. Но, это будет не просто...

- Хочешь отправиться со мной на поиски коня? - запросто предложил Дон, откусывая от заячьего бедра, и лукаво на меня поглядывая. - Ты выглядишь достаточно отчаявшимся для чего-то подобного.

  Я хмыкнул и мрачно отпил кофе из кружки; заварен тот был щедро крепко. Этим глотком я давал себе время немного подумать и расшевелиться сонливым мыслям. Никакой прибыли возвращение жеребца мне не сулило: Дон наверняка присвоит его себе, точно так же, как до этого сделал Сэм, а повторения прежней истории мне совершенно не хотелось. И точно бы прочитав мои мысли, Макниа вдруг добавил:

  - Я заплачу за коня золотом, как и обещал твоему брату.

  Это немного приступило мои сомнения, однако был еще один нюанс, который я не преминул озвучить:

  - Насколько я понимаю, Капитан Руби сейчас принадлежит целой банде, и в ней отлично стреляют. Там человек девять, а то и больше.

  - Да, - невозмутимо согласился Дон, продолжая обгладывать мясо с костей. - Но не забывай, что один из них точно умрет - тот, кто забрал коня у мистера Уайта. Так что можно считать, что их уже восемь.

  - Славно, это конечно стократно увеличивает наши шансы… - проворчал я, и тоже потянулся за прутом с зайчатиной.

  - Брось, Блэквуд, тебе не помешает развлечься.

  - Развлечься?! - я едва не подавился первым же откушенным куском. Вчера я было подумал, что Макниа походит на нормального человека, но передо мной был все тот же безумец и чудак.

  - Ты уже сделал первый шаг по стезе охотника за головами, к чему останавливаться?! - не унимался он, и я в который раз повторил:

  - Их больше чем нас.

  - То есть ты можешь стрелять, только когда противник один и безоружен?

Дон выразительно взглянул на меня, отбрасывая обглоданную косточку в сторону, и мне стало стыдно. Я отвел глаза.

  - Ты будешь теперь напоминать мне об этом постоянно?

  - Нет, всего лишь пока ты не докажешь обратного, - с улыбкой поддел меня он, и я сильнее съежился.

  - Я не собираюсь ничего тебе доказывать…

  - Не мне. Себе. Тебе же это не дает покоя?

  Я поднял на него удивленный взгляд, но тут же вновь нахмурился.

  - Не хочу убивать людей… - глухо буркнул я, прячась за последнюю линию обороны, но и ее он легко проломил:

   - Не хотеть убить и не мочь убить - две большие разницы. Ты, Блэквуд, именно не можешь, даже когда очень этого хочешь. Признай это. И тогда однажды, ты станешь тем, кто сможет убить, но не захочешь этого.

  Этот ирландец невероятным образом видел меня насквозь, подмечая то, чего даже я сам не допускал в мысли. И если вчера он казался мне сострадательным христианином, то сегодня был искушающим дьяволом. Я чувствовал, что меня поймали на крючок, но вместе с тем понимал правдивость сказанных слов. Все это время я жил с виной за то, что не был достаточно смел и умел, чтобы защитить мать. А теперь еще и осознавал, что никогда бы не смог отомстить за Сэма. Направь я револьвер на кого-то другого, так же, как на Макниа - я был бы уже мертв. Сестра всегда говорила мне, что я очень добрый, но на деле я видел себя простым трусом, которому жизненно был необходим человек, за которым бы я мог спрятаться. Я разозлился на себя. Наверно будь у меня возможность подумать над словами Дона несколько дней, я бы отказался от его затеи, но меня подхватило, как щепку, и понесло по бурному ручью событий.

  - Я согласен…- тихо произнес я, не поднимая глаз, и Дон подметил:

  - Вы очень ведомый, мистер Блэквуд.

  - Это плохо?

  - Для тебя - да, для меня - нет, - он улыбнулся, и резко поднялся на ноги. - Пойду, поймаю лошадей. Доедай спокойно.

  На какое-то время я остался один в компании дичи, кофе и мыслей о том, что мы затеяли нечто абсурдное.

  Мы…

  Я ухмыльнулся. Тогда я еще не понимал, как крепко чудак ирландец подцепил меня.

  Мы поседлались и свернули лагерь, отправившись на восток. Конские следы, оставленные отрядом всадников, были плохо различимы среди травы, но благодаря своему количеству то и дело мелькали под ногами Баффало и аппалузы Дона, ведя нас по чужой тропе. Мы ехали молча; Дон чуть впереди, а я следом, ровняясь на его мула. Это было немного необычным, если задуматься: большинство попутчиков непременно хотят что-то узнать друг о друге, и Дон виделся мне человеком словоохотливым, но он точно бы не желал лишний раз задевать меня. А может быть, просто опасался спугнуть мою решимость. Я же был слишком заперт в себе, чтобы затевать разговор.

  Мы доехали шагом до полосы деревьев, которая виднелась еще от лагеря, и я посмотрел с холма вперед. Мне потребовалось воззвать ко всей своей внимательности, чтобы заметить ферму, о которой говорил Дон: лишь у самого горизонта, в легкой дымке утреннего марева, я разглядел острый кусочек черной крыши.

  Как он заметил его отсюда еще в сумраке?

  - Нам туда? - недоверчиво спросил я, указав рукой в сторону увиденного жилища.

  - Именно. У тебя зоркий глаз, Блэквуд, - похвалил меня Дон, с важным видом подкрутив поочередно оба уса. Задумчиво он глядел в сторону фермы, а потом вдруг вытащил из седельной кобуры винчестер и протянул мне. - Надеюсь, ты когда-либо стрелял из винтовки. В любом случае, если начнется перестрелка - просто держись подальше и… прикрывай меня, что ли.

  Он улыбнулся словно бы хорошей шутке, и поехал вперед. А я растерянно осмотрел оружие. Винтовки у нас никогда в доме не было, - лишь дробовик и дедовский мушкет. Винчестер я видел только в руках старших товарищей, и это оружие казалось мне элегантным и грозным, а еще невероятно быстрым. Сжимая его сейчас в ладонях, я испытывал мальчишеский трепет и ощущал себя взрослее и внушительней. Не удержавшись, я нежно огладил винтовку по раме и приложил к плечу - она удобно ложилась в руки. Непроизвольная улыбка возникла у меня на губах, и я пришпорил Баффало, нагоняя Дона рысью.

  - Спасибо! - искренне поблагодарил я, когда поравнялся с ним, а он на ходу бросил мне в руки коробку патрон, про которые я даже не подумал, и осадил меня:

  - Это не подарок. Впрочем, если ты сумеешь из него попасть хоть в кого-то, то я тебе его подарю! 

  Дон ухмыльнулся. Я никак не расчитывал получить винтовку насовсем - слишком дорогой подарок это был, и потому смутился. Но Макниа был уверен, что ничем не рисковал, выставляя свое условие, и тут он, пожалуй, был прав.

  К ферме мы подъезжали шагом, внимательно поглядывая по сторонам. Дон выглядел спокойным, а вот я нервно сжимал винчестер, готовый в любую минуту подхватить его обеими руками и выстрелить. Минуты потекли напряженно. Благодаря лысоватой местности и весенней поре все проглядывалось насквозь: кукуруза и пшеница, которыми были засеяны поля фермы, еще были не высоки. Спрятаться можно было исключительно в небольшом доме или амбаре, и я даже заметил в окнах какое-то движение, но тут нам навстречу вышел старик. Он был космат и седовлас, однако все еще крепок и широк в плечах. Двигался он неспешно, красноречиво держа на виду дробовик, вежливо опущенный дулом вниз, но я не обольщался этой небрежностью.

  - Стой здесь, - негромко попросил меня Дон и спешился. Бросив мне повод аппалузы, он двинулся навстречу хозяину фермы. Именно за хозяина я принял старика, уж очень он походил на того, кто копается в земле и навозе, нежели на лихого человека.

   - Какого хера вам надо?! - грубо поинтересовался он, и голос его резанул слух, как воронье карканье. Старик чуть приподнял оружие, и дуло дробовика уставилось Дону в живот: никто и нигде не любил чужаков, а на одиноких фермах подавно. Макниа  же оставался невозмутим и обходителен.

  - Приветствую, мистер, - доброжелательно начал он, едва коснувшись пальцами своей глупой шляпы. - Прошу прощения, что тревожим вас. Я и мой спутник - мистер Блэквуд…

  Дон плавным жестом указал в мою сторону и я, заметив на себе взгляд старика, кивнул. Оружие я старался держать опущенным, хоть и чувствовал, как пальцы мои немеют от напряжения - так сильно я его сжимал.

  - ...ищем конный отряд, который проезжал здесь недавно: дня три или четыре назад. Вооруженные.

  - Вы ищите Дика Чейса? - растерянно, как мне показалось, уточнил старик, и Дон, не задумываясь, ему ответил: - Да.

  Я нахмурился. Все это время мне казалось, что он понятия не имел по чьим следам мы едем. Однако если подумать, то понятия не имел именно я, поскольку не спрашивал его об этом. Будучи поглощен лишь собственным горем и переживаниями, я даже не поинтересовался, как он вычислил Уайта.

  - И вас всего двое? - продолжил свои расспросы старик. - Немало ли? Я слышал за этого зверя назначена награда в тысячу баксов! И он окружен головорезами себе под стать.

  - Мы лишь хотим найти его логово. Так вы знаете, куда отправился отряд?

  - Я нет. Но Малыш Дэн их видел, как раз несколько дней назад. Сейчас он в городе - к вечеру должен вернуться. Если хотите с ним поговорить, то можете поставить лошадей, там - под навес.

  Старик опустил оружие и, обернувшись к дому, неопределенно махнул рукой в сторону амбара.

  - Да, пожалуй, мы задержимся у вас. Много неудобств мы не доставим, мистер…

  - Джонсон.

  - Макниа.

Они пожали руки, и старик повел нас через ферму. Я чуть тронул бока Баффало шпорами, направляясь следом, и потянул за повод кобылу Дона. Краем глаза я подметил, как выпрямлялись в окнах темные силуэты: жил старик на ферме не один, и, судя по всему, дула ружей все это время глядели на нас из приоткрытых окон.

 - Я пошлю за Малышом Дэном кого-нибудь, чтобы поторопить его. А то он может забыться в салуне.

 - Если вас это не затруднит, - с улыбкой ответил Дон.

 Так мы прошли через небольшой неогороженный двор, по которому сновали пестрые куры и металась мелкая собачонка. Она лаяла на нас до хрипоты и бросалась под ноги лошадям, пока хозяин зло не шикнул на нее. Тогда, поджав хвост, собака спешно нырнула под веранду, и ворчала уже оттуда.

  Мы завели лошадей под дощатый навес, где стояло корыто с водой и лежало немного сена, ослабили подпруги и сняли часть поклажи с мула. С винчестером я так и не расстался - положить мне его было некуда, но я чувствовал ответственность за оружие.

  - Роскошно, да? - спросил у меня Дон, выйдя из-под навеса, и достал сигареты и спички. Я не совсем понял его вопрос и, подойдя ближе, переспросил: - М?

  Он закурил, втянув травянистый дым, и привалился плечом к опоре навеса. Взгляд его был устремлен на дом Джонсонов, где глава семейства, что-то обсуждал со своими сыновьями: их оказалось четверо. Женщины тоже были на ферме - я готов поклясться, что видел два любопытных лица в окне, но наружу они не выходили. И прожив на ранчо большую часть жизни, я понимал эту осторожность.

  - Мистер Джонсон необычайно любезен, не так ли? Может показаться, что он не любит гостей, однако у него все готово для их встречи.

  Я все еще не понимал, о чем толкует Дон, и с недоумением взглянул на него.  Старик и, правда, отнесся к нам гостеприимно после того, как узнал о цели визита.

  Тем временем из дома выскочил мальчишка лет четырнадцати, а за ним его брат - примерный мой ровесник. Вдвоем они отловили мула, который пасся за амбаром, надели на него уздечку, и тот из Джонсонов, который был помладше, вскочил на него без седла. Пустив мула рысью, парень поехал по едва различимой дороге, тянувшейся от фермы, а мы с Доном проводили его взглядом. Второй Джонсон остался рядом с амбаром.

  - Разве мы не теряем время? - спросил я. - Думаю, мы бы сами могли выйти к логову конокрадов, если бы пошли дальше по следам. Стоило ли обременять этих людей?

  - Стоило, - ответил Макниа, выпуская из легких клубящееся облако дыма. - Уверен, что к вечеру, а то и того раньше, мистер Чейс вместе с конем будет здесь сам.

  Этот ответ вызвал у меня полнейшее недоумение, но, прежде чем я успел что-то спросить, Дон задал вопрос первым:

  - Как думаешь, куда направился этот малец?

  - В город, вернуть Малыша Дэна, - неуверенно произнес я, уже из самого вопроса подозревая нечто неладное. - Что бы мы могли его расспросить…

  - Представим, что ты Малыш Дэн и увидел вооруженный отряд рядом со своей фермой. Неужто ты не побежишь к отцу первым делом докладывать о чужаках, о том, сколько их и куда они направились?

  Я задумался. А ведь верно: старик Джонсон обязан был знать о подобном случае, да еще и местного шерифа предупредить, если не из мыслей о собственной безопасности, то с расчетом на часть от тысячи баксов, раз уж так вышло, что им знакомо имя главаря.

  - Полагаю, семейство Джонсонов в хороших отношениях с мистером Чейсом и его парнями, - озвучил Дон напрашивающийся вывод. - И сейчас их предупредят, что мы идем по их следу.

  - Но, зачем бы им помогать бандитам?

  Я все еще не мог с наскока принять тот факт, что кто-то станет добровольно содействовать головорезам и ворам. Но Макниа оказался прозорливее меня.

  - А ты не заметил? Они здесь варят самогон. Вчера вон там горел фонарь.

  Дон указал рукой на излом крыши, и тут я сообразил, как он заметил дом Джонсонов с холма.

  - Предполагаю - то был некий сигнал, и его видно из логова мистера Чейса, - пояснил он ход своих мыслей, однако я все равно за ними не поспевал.

  - Почему именно самогон?

   - А чем еще заниматься на одинокой ферме?

  Дон улыбнулся, глядя на меня с лукавым прищуром, и продолжил свои рассуждения:

  - Часто ли ты видел такую коновязь в захолустье? Не хуже иной платной конюшни. А из скота у них всего один мул. Здесь, определенно, рады некоторым гостям, и сотрудничество Джонсоны ведут давнее и успешное. У бандитов водятся деньги, а у семейства товар. Видишь того малого возле амбара, который старательно делает вид, что чинит упряжь? Если мы вдруг заинтересуемся что внутри, он нас отвадит.

  Я задумчиво посмотрел на крышу дома, затем обернулся на наших лошадей, комфортно разместившихся под широким навесом, и, наконец, зацепился взглядом за Джонсона, который остался возле амбара. Он сидел у закрытых ворот на низенькой скамейке и бессмысленно перебирал ремни упряжи, которая на мой скромный, но опытный взгляд, действительно была в порядке. Я почувствовал себя обидно обманутым, но все еще не мог до конца поверить, что кто-то способен вот так подставить человека под смерть.

- Значит они придут за нами? - спросил я, хоть и без того знал ответ.

- Злые и вооруженные, - подтвердил Дон.

- И мы будем просто ждать?

- Да, отдохнем. Можем немного перекусить или вздремнуть. Первый раз за все время, красный конь идет ко мне сам!

  Макниа улыбнулся беспечно и легко. Стоя рядом с ним, я видел, как неподдельный азарт разгорается в его глазах, и мне стало не по себе.

- Мы погибнем… - обреченно произнес я.

- Ты слишком мрачно смотришь на мир, Блэквуд.

- Я смотрю реалистично, а вот твое воодушевление совсем не обосновано. У нас нет и шанса против стольких вооруженных людей. Я думал, мы подкрадемся как-то к их логову и...

 - Перережем спящими? - продолжил за меня Дон.

   Клянусь, я был готов ударить его по лицу - таким невыносимо добродушным и издевательским оно было. Однако он быстро спрятал улыбку и заговорил серьезно: - Джонсоны не станут в это вмешиваться, иначе бы они уже застрелили нас. Они явно предпочитают спихнуть кровавую работенку на тех, кому не привыкать.

  - Мне легче не стало, - обреченно вздохнул я, и сел на сено, рядом с мордой Баффало, уперев приклад винтовки в землю. Конь потянулся ко мне носом, ткнулся в плечо и висок, игриво прихватывая губами за ухо. Как и Дон, он не видел никакой опасности в будущем, и я огладил старину Баффало, чувствуя себя единственным, кто еще не сошел с ума в этом мире.

  - Должен напомнить, что расклад никак не поменялся с того момента, как ты согласился поехать со мной, - подметил Макниа, и затушил окурок сигареты прямо о неотесанную балку навеса. - Так что жалеть, как девица о потерянной девственности немного бессмысленно.

  Я поморщился от этого сравнения, и проворчал, не поднимая глаз:

  - Я уже почти верю, что одержимость красным конем делает безумным, и ты самый большой безумец из тех, что я встречал.

  - Ты непременно станешь таким же, Блэквуд! Если выживешь.

   Он вновь улыбнулся, непринужденно и весело. Готов поклясться - эта ситуация забавляла его! А я не понимал, что меня держит рядом с ним. Я мог бы сесть на Баффало и сбежать, я был близок к этому, но все же остался. Дон был прав: я принял решение не убегать и не прятаться, возможно наиглупейшее в своей жизни, но я должен был доказать себе, что могу быть мужчиной, и могу смотреть своим страхам в лицо.

  Мы пообедали вяленым мясом и сухарями, после чего Дон, совершенно невероятно в сложившихся обстоятельствах, уснул, завалившись на сено и надвинув на глаза свою глупую шляпу. Я смотрел на орлиные перья, торчащие из нее, и размышлял о том, кем вообще являлся этот чудаковатый человек, неунывающий и, казалось, совершенно бесстрашный. Но ответа для себя не находил.

  А через пару часов я услышали гул множества копыт: отряд всадников приближался к ферме, и об их личностях я иллюзий уже не строил. Подскочив на ноги, я растолкал Дона, и он торопливо потянул меня к амбару, как к единственному месту, где можно было укрыться от пуль. Джонсон, стороживший его, тут же выскочил нам навстречу, пытаясь остановить. Он с жаром говорил, что ходить сюда нельзя, если мы не хотим разозлить старика, и даже загородил собой ворота, но Дон ловко схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону, как котенка. Этого хватило, чтобы парень оставил свои попытки нам помешать. Спешно поднявшись с пыльной земли, юный Джонсон опрометью побежал в дом. Отряд всадников был уже близко, и не требовалось большого ума, чтобы понять - сейчас во дворе станет жарко.

  Мы тоже не мешкали. Войдя внутрь, мы с Доном закрыли за собой ворота, но надежно подпереть их было нечем. Единственной увесистой вещью, которая попалась нам на глаза, был бак дистиллятора самогонного аппарата, занимавшего почетное место в дальнем углу амбара. Дон оказался прав в своих умозаключениях, но восхищаться его смекалкой мне было некогда. Мы поднялись на полуэтаж по приставной лестнице, и заняли места по обе стороны от верхнего погрузочного оконца. Как раз вовремя: во двор фермы с гиканьем и посвистом ворвались парни Дика Чейса, завертелись под беспокойное кудахтанье кур и лай собаки. Встречать их выбежал на веранду сам старик Джонсон. Он яростно размахивал руками и кричал:

  - Они в амбаре! В моем амбаре!

 Крепко сжав в руках винчестер, я боязливо выглянул из своего укрытия. До этого дня я понятия не имел кто такой Дик Чейс и как он выглядит, но я узнал Капитана Руби. Роскошная грива его и хвост были теперь острижены под удобство нового хозяина, который молодцевато восседал на гнедом. Не сказал бы, что в этом неопрятном, заросшем человеке было что-то ужасное, однако в следующее мгновение он выхватил револьвер и метко подстрелил собаку, которая исходилась лаем. Та лишь жалко тявкнула и замертво повалилась в пыль. У меня защемило в груди.

  - Трусливые псы закона, я тут подстрелил одного из ваших! - весело и громко заговорил с нами всадник на Капитане Руби. - Самого храброго!

  Ему ответил дружный гогот отряда. Я мысленно определил этого человека, как того самого Дика Чейса, ведь он явно имел здесь власть над каждым. Даже старик Джонсон, молча, принял его выходку.

  - Вылезайте, или я выкурю вас оттуда!

А вот этого хозяин фермы уже не стерпел, и бросился к Чейсу, хватаясь за его стремя.

  - Нет! Только не мой амбар! - взмолился он.

  Эта наглость не на шутку разозлила главаря бандитов, и веселье на его лице сменилось яростью. Он с размахом ударил старика рукоятью револьвера и оттолкнул ногой, так что Джонсон повалился навзничь под копыта Капитана Руби. Кровь проступила среди его седых косм, и он судорожным движением прикрыл разбитую голову рукой. Трое его сыновей высыпали на веранду вооруженные.

  - Не лезьте! - гаркнул Дик Чейс, наставив револьвер на старика, в то время как его парни подняли оружие на замерших в нерешительности сыновей.

  - Будет несправедливо, если мои ребята останутся без вашего пойла! 

  Зло поднялось во мне: я хорошо помнил такие же уродливые, насмешливые лица бандитов, которые нагрянули в мой собственный дом. Для этих людей не было ничего святого, и даже дружба с ними, очевидно, не защищала от их дикости. Я выпрямился и прицелился Чейсу прямо в голову. История Дона о кровавом генерале, подсознательно оставалась со мной, и какой-то частью души я поверил в нее. Поверил, что всякий, кто сядет на красного коня, непременно умрет и непременно через голову. Сейчас никто из бандитов не смотрел в мою сторону и лучшего шанса представиться не могло. Я вдохнул, выдохнул, а, затем, не сдержавшись, крикнул:

  - Умри, Дик Чейс!

Он обернулся, вперив в меня пронзительный безумный взгляд. На мгновение мне показалось, что лицо его и вся фигура переменились: не готов клясться, но мне почудился серый мундир на нем. Я дрогнул и выстрелил. Все же мне не хватило духу нажать на спусковой крючок исподтишка, даже в понимании, что при перевесе сил это было самым разумным. И я промахнулся...

  Вся ярость Чейса и его банды обрушилась на меня в тот же миг - началась беспорядочная стрельба по амбару; всадники заметались по двору, а старик и его сыновья, отступили в дом. Я засел за балкой и тюками с сеном, крепко обнявшись с винтовкой - боялся высунуться, - пули дырявили тонкие стены. Самое время было молиться, но в голову не шли даже знакомые с детства слова. Я сжался и зажмурился, слыша, как двери амбара с гулом распахнулись от натиска снаружи.

 - Это была впечатляющая попытка, Блэквуд, - услышал я ободряющий голос Дона и открыл один глаз. 

   Он стоял на внутреннем крае площадки второго этажа и целился из револьвера вниз, откуда по нему стреляли ворвавшиеся в амбар бандиты. Я был поражен его спокойствием и уверенностью, а еще безграничным везением: он оставался на месте, но ни одна пуля не задевала его. Дон выстрелил три раза: мерно, выверено, с равным промежутком, как бой часов, и стрельба снизу прекратилась. С замиранием сердца я подвинулся к краю и глянул вниз - три распластанных тела лежали среди соломы.

  - Невероятно… - прошептал я, а Дон уже шел к распахнутому окну, выцеливая тех, кто остался снаружи. Вновь по его открытой фигуре пошла стрельба, и вновь ни одна пуля не попала в него. Было что-то мистическое в происходящем, на грани библейского чуда, и я, завороженный этим, смотрел, не смея пошевелиться. Дон сделал оставшиеся три выстрела и принялся перезаряжать револьвер, но бандиты перестали стрелять в ответ. Я был почти уверен, что еще трое пали замертво, и слышал, как оставшиеся в живых разворачивали лошадей. Неужели отступают?

   - Спускайся вниз и лови коня. Я не дам тебя подстрелить, - произнес Дон, и я послушно полез вниз по лестнице, испытывая бездумное благоговение перед метким стрелком. Теперь, стоя на земле, я видел, что каждый из бандитов был поражен единственной пулей в сердце, и кровавые лужи растекались под ними. Это зрелище было ужасным и восхитительным для меня одновременно. Каким же глупцом я был, наставляя револьвер на такого человека, как Доннаха Макниа, и сколь милостив он был ко мне, что не вынул тогда своего оружия.

  Снаружи амбара, как я и предположил, лежало еще трое убитых, и Дик Чейс был среди них. Кони, потерявшие всадников, разбежались в разные стороны, и теперь бродили по фермерским полям, топча и срывая молодые посевы. Жалкий остаток банды удирал прочь: я успел заметить тройку конных силуэтов, галопом скакавшую к холмам, и вид их вызвал во мне ни с чем несравнимое чувство удовлетворения. Может быть я был паршивым стрелком и обузой для Дона, но я больше не жалел о своем решении пойти с ним, и был горд тем, что не сбежал.

   Капитана Руби я высмотрел быстро благодаря его кровавому окрасу, и неторопливо двинулся к нему, не желая спугнуть резким движением. Он помнил меня: поднял голову и сделал несколько шагов навстречу. Тогда я поймал его за повод, огладил бархатный нос и невольно вспомнил о Сэме.

  - Вот мы снова встретились, и снова ты без хозяина…

   Однако погрузится в тоску мне не дали - за спиной послышался топот копыт. Я обернулся. Через кукурузное поле ко мне галопом скакал Дон на своей аппалузе, а следом неслись вьючный мул и Баффало. На крупе последнего я еще издали заметил труп, перекинутый поперек конского хребта, как оленья туша. А когда Дон подъехал ближе и  бросил мне повод моего коня, я признал в мертвеце Дика Чейса.

   - Зачем он нам? - удивился я.

  - За него дают тысячу баксов, - с улыбкой пояснил Дон. - Твоя тетушка будет рада и сможет жить какое-то время, пока ты думаешь, что тебе делать со своей жизнью! А теперь уходим!

 Последние слова потонули в грохоте выстрела. Старик Джонсон и его сыновья бежали к нам через поле, паля на ходу, и я не стал дожидаться пока они приблизятся для прицельного выстрела - вскочил в седло Баффало, наскоро, уже на рыси наматывая повод Капитана Руби на переднюю луку. А потом мы помчали стелющимся галопом через поле, и неслись так, пока ферма Джонсонов не скрылась за холмами. 

  - Это было невероятно! - восторженно выкрикнул я, оборачиваясь к Дону, когда мы, наконец, пустили коней шагом.  - Я не знаю, кто ты, Доннаха Макниа, но ты лучший стрелок на всем Западе, какого я когда-либо видел! Шесть выстрелов - шесть смертей! И все это среди такого хаоса, под градом пуль! Один против целой банды! Я поверить не могу, что на тебе ни царапины! Какому дьяволу нужно продать душу за такое?!

  - Не говори подобного, а то тебя услышат, - пожурил он с неизменной улыбкой и, остановив аппалузу, спешился. Я тоже придержал Баффало, наблюдая за ним с непониманием.

   - Кто услышит?

Но Дон не ответил, и я решил что это одно из суеверий, сродни тем, в которые верила тетушка Эбигейл. Макниа со своими разговорами о проклятьях, видимо, тоже был их не чужд.

  - И что теперь? - задал я тогда другой вопрос.

  - Теперь, пока конь у нас, и не ускользнул, я бы занялся им. Позволь…

  Он подошел ко мне и протянул руку за поводом Капитана Руби. Я размотал его с луки седла и, помедлив, вложил в ладонь Дона. Не доброе предчувствие заворочалось во мне.

  - Ты собираешься на него сесть?

  - Именно, - ответил Дон, подтягивая подпруги у бандитского седла. -  Мистер Чейс мертв, а значит дух генерала где-то здесь.

  - И ты не боишься, что он вселится в тебя и сделает… ну, кровавым? - я сам не верил, что это спрашиваю, так инородно перекатывались на языке слова.

 - Именно это мне и нужно, - с улыбкой объявил Дон. - Я позволю ему вселиться в себя, а затем упокою!

  Я примолк совершенно растерянный и озадаченный. Даже в мыслях я себе не представлял, как должно выглядеть это “упокоение”, но я не хотел потерять в своей жизни еще одного человека, с которым, считай, только успел завязать добрые отношения. Мне вдруг подумалось, что если дух генерала Клиффорда, действительно, существует, то завладеть столь искусным стрелком для него было бы большой удачей. Однако пока я размышлял, Дон действовал.

  Он только успел сунуть ногу в стремя и схватиться за переднюю луку, как красный конь шарахнулся в сторону, будто бы змея выползла к его копытам. К чести Дона, он смог удержаться и сел верхом уже на полном скаку; натянул повод, закручивая жеребца. Тот не поддавался. Круто выгнув шею, и отставив нижнюю челюсть, он нес плечом вперед. Впервые я видел, что бы спокойный Капитан Руби так бесновался под седоком. Даже когда мы с Сэмом ловили его на лассо, он не выкидывал таких кульбитов. А теперь он носился, пугая других лошадей, поддавал задом и подскакивал, выгибая спину, желая сбросить наездника, словно был дик и необуздан. Истошное его ржание неслось над холмами, и мне стало страшно за Дона. Тот все держался в седле, натягивая повод так, что Капитану Руби выворачивало челюсть. Глаза коня выкатились белками от страха и безумия, с губ его хлопьями летела розовая пена, а на красных боках проступило мыло. Эта дикая пляска длилось всего минуту, но мне показалась, что время остановилось вовсе. Не выдержав бездействия, я, было, выслал Баффало вперед, хватаясь за лассо, но Дон остановил меня.

  - Не встревай! - громко выкрикнул он, и мне оставалось лишь наблюдать, пока Макниа вдруг не слетел с коня вместе с седлом.

 Тогда разгоряченный жеребец набросился на него, хватая зубами за куртку и топча передними ногами. Я более не вынес этого - выхватил винчестер и, не задумываясь, выстрелил. Пуля вошла Капитану Руби в шею и отпугнула его. Он отскочил в сторону и поскакал прочь, а я спешился, устремляясь к Дону. Дурацкая шляпа слетела с него, и в рыжих волосах я заметил густо натекшую кровь. Первой моей мыслью было, что ему проломило копытом череп, но тут он взглянул на меня вполне осознанно, и объявил:

  - Винчестер твой.

  После, Дон отстранил мою руку и попытался подняться.

  - Куда?! - возмутился я.

  - Ловить коня. Похоже, генерал умнее, чем я думал, и я не могу сесть на эту лошадь. Подпруги порвались! Обе подпруги!

Он был раздосадован и восхищен случившимся одновременно, тряс у меня перед носом порванной подпругой и все норовил встать.

  - Ты ранен, - заметил я, пытаясь сохранить самообладание и удержать безумца на месте.

  - Ерунда. Жеребец тоже!

  С этими словами Дон в своем упорстве, наконец, сумел подняться на ноги и тут же упал. Я едва успел подхватить его, чтобы избежать удара головой, и прислушался к его дыханию и сердцу. Он был жив.

  - Вот же осел! - в сердцах выругался я, и глянул в сторону, куда ускакал Капитан Руби. Жеребец не остановился, он летел вперед подгоняемый своим незримым всадником, пока я не потерял его из виду. Как по мне так было лучше. Сейчас куда важнее было отвезти Дона в ближайший город и найти там помощь, а потому я не без труда усадил его верхом на аппалузу, и повел ее в поводу к дороге. Туда где она находилась по моим представлениям…

***

   После всех злоключений, мы остановились в городке Кейпвилл. Он был ощутимо меньше Рипли-Хилл, однако в нем оказалось самое главное - врач - доктор Томпсон, - который смог осмотреть Дона: все его огромные синяки от лошадиных зубов, и разбитую голову. Верхом врачебного мастерства оказалась способность доктора уложить раненого на койку - лучший стрелок был беспокойный, как ребенок, однако когда он понял, что конь сбежал, то остался лежать; много спал. С повреждением мозга - это было важно, - так сказал мистер Томпсон.

 Чудо, что Дон не умер, как всякий, кто садился на красного коня. У меня было вдосталь времени поразмышлять об этом, но я так и не решил для себя: верю ли я в проклятие, или же постоянные рассказы о нем столь повлияли на меня. Я все вспоминал искаженное лицо Чейса перед своим выстрелом, не понимая до конца, видел ли я на самом деле другого человека, на его месте, или же надумывал сам себе. В любом случае я промахнулся, а, значит, это проклятье было не сильнее моего неумения стрелять. И улыбнувшись, я на время забыл о нем.

Пока Дон спал, я гулял по городу, спрашивал о работе, - в конце концов, городок был не хуже прочих: в его округе также пасли скотину, правда, в основном овец, с которыми я мало имел дело; и растили зерно и кукурузу, как семейство Джонсонов. Об их производстве самогона я ничего не сказал местному шерифу, ограничившись лишь упоминанием фермы, как места где мы с Макниа настигли бандитов. Пусть допрашивает Джонсонов сам, а те выдумывают себе оправдания. Вмешиваться в это дело больше, чем я уже в него встрял, я не хотел. Однако обыватели в городе говорили со мной все равно не охотно. После того, как я приехал в Кейпвилл вместе с трупом Дика Чейса и раненым Доном, во мне видели прожженного головореза, побаивались и откровенно не понимали, зачем бы мне браться за обычную работу. Мерзавец со своей бандой изрядно попил крови у местных фермеров за последний месяц, и вот он был мертв нашими стараниями. Я никак не мог понять смущает и стесняет меня этот факт, или же радует - быть центром чего-либо я совсем не привык. По всему выходило, что мне придеться поискать другое место для начинаний, куда я приеду не перемазанный кровью и не воняющий порохом. А потому я оставил свои попытки найти место в Кейпвилле. Денег пока было вдосталь: местный мэр распорядился выплатить нам награду за голову, и никогда еще я не обладал подобной суммой единовременно. Дон не претендовал на нее, и я попросил переслать большую часть тетушке Эбигейл через банк, оставив себе лишь немного на какое-то время. Следовало бы отписать ей разъяснения, но я все еще не мог найти в себе силы, чтобы рассказать о смерти Сэма.

 Я вернулся в номер гостиницы, который мы с Доном снимали на двоих, ближе к вечеру. Макниа уже проснулся, и я озаботился общим обедом, поджарив омлет с беконом прямо в камине, пристроив походную сковороду на решетку.

- Ты прям, как моя матушка, - высказался Дон, когда я подал ему тарелку в постель, и бледно улыбнулся. Выглядел он скверно, даже длинные и лихие усы его сейчас удрученно  повисли без должного ухода. Но шутил он, вопреки своему виду, исправно.

- Должен же я хоть как-то тебя отблагодарить… за то, что ты втянул меня в авантюру, и меня там не убили.

Дон улыбнулся шире и принялся ковыряться вилкой в тарелке, - аппетита у него явно не было. Но я решил, что это неплохой момент задать вопросы, которые у меня накопились. Я сел за небольшой стол в центре комнаты, стоявший аккурат между наших кроватей, и стал украдкой наблюдать за Доном, пока ем.

 - Скажи, как ты понял, что убийца - Билли Уайт? И почему не рассказал об этом шерифу? - решительно начал я свое дознание.

 Столь же решительно я отломил кусок подсохшего хлеба и подцепил на него порцию омлета. Дон поднял на меня заинтересованный короткий взгляд, но вопреки моим ожиданиям ответил прямо:

- Он бы мне не поверил.

 - Если бы ты опустил рассказ о проклятье, то он бы тебя выслушал… - наставительно заметил я, когда прожевал.

 - Видишь ли, когда в дела потусторонние вмешивается слишком много людей, все окончательно выходит из-под контроля.

- Это можно сказать о любом деле…

Я сосредоточенно пошкрябал вилкой, разламывая пышный омлет на куски, а Дон улыбнулся.

- Все же мне нравится эта твоя черта, - невпопад сказал он, чем неимоверно смутил меня.

- Какая?

- Ты смотришь вглубь. Не всегда что-нибудь видишь, но смотришь.

Я нахмурился, не зная как трактовать его слова: как очередную безобидную насмешку или как искренний комплимент. Насколько я успел узнать этого ирландца, то были две стороны одной монеты. Он опустил взгляд в свою тарелку, но ни куска из нее в рот не положил.

- Я ничего не знал про Билли Уайта и Дика Чейса, - признался он. - Я шел лишь за конем, для меня его след, как будто горит.

- Но… ты говорил о них так уверенно, что я решил…

 - Что я отменный следопыт? - Дон поднял на меня хитрый взгляд и рассмеялся. - Словоблудие - то, в чем я хорош! Говори то, что люди хотят услышать и многие двери для тебя откроются!

 Я почувствовал себя одураченным, причем самим собой, и тоже перестал есть.

 - То есть ты просто ехал за конем и наткнулся на Уайта? Как ты тогда вообще мог знать, что его убили за коня? И что… сам он убил за коня?

 - Огненный след, - напомнил Дон, но это мне ничего не прояснило.

Мое непонимание должно быть отчетливо читалось на лице в тот миг, потому что он учтиво углубился в объяснения: - Я вижу то, чего не видят другие. Это мой врожденный дар и проклятие. Седьмой сын седьмого сына - обречен стать колдуном и обладать тайным знанием. Ты наверняка слышал что-то подобное. 

 - И… ты колдун? - с сомнением спросил я.

 - А не похож?

 - Честно говоря, не очень. Хотя тогда в перестрелке, тебя не ранило ни одной пулей, а я готов поклясться, что палили по нам знатно! Одно дело, когда в тебя ни разу не попал я, а другое - целая банда. В жизни не слышал такой канонады!

 - Вижу тебе было весело, - подметил Дон, лисовато прищурившись. - Тут все дело в моей шляпе. Это счастливая шляпа. Пока она на мне - мне везет. Стоит ей слететь и вот мне уже почти пробило голову!

Я продолжал источать сомнения. Не много, но я знал людей, которые имели при себе некие талисманы, особенно если их жизнь часто была сопряжена с риском. И это могло быть что угодно: счастливая пуля, которую они носили в кармане, походная библия или даже старые сапоги. Дурацкая шляпа Дона вполне вписывалась в этот ряд. Однако, в отличие от прошлых моих наблюдений, я никогда не видел удачу в действии столь явно, как при перестрелке с бандой Чейса. И увиденное не давало мне просто так от него отмахнуться, как от простой байки.

 - Но все же, - настоял я. - Если ты колдун, то покажи какое-нибудь колдовство.

 - То есть спасения от пуль тебе уже не достаточно?

 - Ты только что сказал, что за тебя все сделала шляпа...

- Мне превратить воду в вино, или наколдовать тебе ослиные уши? - с улыбкой поинтересовался Дон, но, не дожидаясь моего ответа, продолжил: - Все это работает не так… очевидно. Это не то же самое, что зарядить патрон, нажать на спусковой крючок, и ждать, что из дула выскочит пуля. Хотя некоторые относятся к колдовству именно так:   повторяют ритуал и ожидают исполнения своей воли. Но это от глупости. На деле всякое колдовство - это диалог с потусторонним, и ты никогда не знаешь, что тебе ответят из-за грани.

 - Вроде молитвы?

 - Точно! - щелкнул пальцами Дон. - Ты меня продолжаешь радовать своим умом, Блэквуд! Суть ты уловил!

 Я задумался над его богохульными словами, не уверенный что действительно понимал, о чем он. И, опустив взгляд на тарелку, решил доесть остывший омлет. Дон продолжил разговор и без моего участия.

 - Я никогда особо не разбирался, как оно работает на самом деле. Когда ты вовлечен во что-то с малолетства, то не задумываешься, как у тебя получается ходить, или говорить - оно происходит как будто само. Наверно сравнение с языком самое близкое, раз уж мы определили, что колдовство - это диалог. Язык трудно учить, когда он не родной. Но для меня язык духов понятен с детства. И я знаю, какими путями они ходят, могу говорить с ними, просить и приказывать.

 Мне становилось все более неловко от его монолога. Его рассуждения уходили за пределы здравого рассудка. Дон был славным малым, отменным стрелком, но уж слишком странным.

 - Ешь, давай. А то все уже остыло, -  по-доброму проворчал я, не зная, что на все это ответить.

  Я понимал, что сам вовлек его в этот разговор, но теперь не знал, что мне делать с его откровениями. И если байка про генерала Клиффорда звучала как безумная, но занятная история, то рассуждения про колдовство вовсе не могли восприниматься мной серьезно. Я никогда не разговаривал с индейцами, но почему-то мне казалось, что говорить те должны примерно так же.

  После обеда Дон вновь заснул, лишь немного поковыряв мою стряпню, а я до темноты переводил бумагу, пытаясь сочинить скорбное письмо для тетушки и сестры. Выходило скверно. Чем дольше я сидел за столом, тем больше мне начинало казаться, что я должен поговорить о случившемся лично, но если я вернусь домой сейчас, то после уже едва ли найду достойный заработок до следующей весны.

 - Трус… - пробормотал я, и закрыл чернильницу.

В комнате сгустился вечерний сумрак, и продолжать мои мытарства без лампы становилось совершенно невозможно. Зажигать я ее не стал, чтобы не мешать Дону, а поднявшись из-за стола, повалился на кровать, не раздеваясь. Для сна было еще рано, но в город идти мне не хотелось. По словам местных у них был неплохой салун, славный на всю округу, однако мне за день с лихвой хватило расспросов и подозрительных взглядов. Потому, еще немного повалявшись и поняв, что сон ко мне не идет, я вышел в коридор гостиницы, а затем на веранду второго этажа, которая оканчивалась задней лестницей. Отсюда открывался неприглядный вид на задворки, где кололи дрова и держали кур. Последних не было видно - все они собрались к ночи в курятнике, но иногда в окружающей тишине было слышно, как они негромко переговариваются на своей квохчущем языке. Я облокотился на перила как раз напротив окна в нашу с Доном комнату. На улице было свежо. Небо уже обсыпало звездами, и только на западе еще догорала бледно-зеленая заря. Однако Кейпвилл продолжал жить. По центральной улице бродили поздние прохожие, должно быть стягиваясь к салуну, как к единственному месту развлечения. Я слышал редкие выкрики с обратной стороны гостиницы, приглушенный топот копыт и слабые отголоски музыки. Будь рядом Сэм, мы бы уже наверняка были среди местных и пробовали здешнее пиво, но сам по себе я никогда не любил шумные места. Я предпочитал задумчивую тишину. Такую, как эта.

  Не знаю, сколько я так простоял, погруженный в тягучие воспоминания и тоску, навеянные вечером, но мое одиночество было прервано: некто медленно и грузно начал подниматься по внешней лестнице на веранду. Я выпрямился, чтобы никоем образом не помешать. Сначала я думал, что кто-то выпил лишнего и теперь возвращался в свой номер проспаться, но не мог вспомнить, чтобы еще кто-то снял комнату по соседству. Меж тем темная фигура шагнула на последнюю верхнюю ступень и, покачиваясь, пошла прямо на меня.

  - Сэр? - тревожно обратился я к незнакомцу, но тот мне не ответил.

  В темноте я плохо различал его лицо, обросшее густой короткой бородой, но зато отчетливо видел большое пятно на его груди, густо темнеющее на светлой ткани неопрятной рубашки. В нос мне ударил легкий гнилостный запах, и я чуть попятился, не понимая, что нужно от меня этому мерзковатому человеку. В то мгновение какой-то звериный инстинкт бросил меня в сторону, когда неизвестный резко взмахнул рукой, и запоздало я заметил, как в ней тускло блеснул охотничий нож. Вялость движений оказалась обманчивой. Не знаю чем этот тип пугал меня больше: оружием в руках или своей молчаливостью. Ни звука не было слышно от него, кроме тех, что издавали при движении его сапоги. Мерзавец, казалось, даже не дышал!

  - Сэр? Чтобы ни произошло, давайте обговорим это!

  Я продолжил пятиться, пока хватало веранды. Пояс с револьвером так ни кстати остался в номере. Незнакомец наступал, и в какой-то миг бросился на меня, стремительно, как пума; опрокинул, подмял под себя. Все что я сумел противопоставить ему - это перехватить руку с ножом, не дав вонзить его в мою грудь. Мертвецки холодными оказались его запястья, и теперь лицом к лицу, даже в густом сумраке я узнал Дика Чейса. Мертвого Дика Чейса! Его пустые мутные глаза недвижно глядели на меня, и ледяной холод прошел у меня по позвоночнику. Ужас овладел мной. Руки дрогнули перед тем, кто вернулся в посмертии, и нож мертвеца незамедлительно вонзился глубоко в мое плечо, царапнув кость ключицы. Я взвыл, как подстреленный койот - пронзительно и жалко. Чейс тут же выдернул нож и занес его вновь, я сжался под ним, как перед неумолимой стихией, против которой был ничтожен. Я почти принял собственную смерть, но тут хлопнуло окно, задребезжав стеклами, и кто-то сдернул с меня мертвеца.

  - Развлекаешься тут без меня? - прозвучал голос Дона, и я как никогда был рад его слышать.

 Макниа отвесил Чейсу такого пинка, что тот скатился по лестнице вниз. А я ошалело сел, зажимая рану на плече. Кровь текла под моими пальцами, и я чувствовал, как рубашка мокнет от нее.

  - Это Дик Чейс. Дик Чейс, - бормотал я. - Он пришел из Ада!

  - Конечно, ты же позвал его по имени.

  Я упустил смысл этой фразы - сейчас мне было не до того. Я был просто рад, что Дон здесь, и он точно должен был знать, что делать с происходящей чертовщиной. Как никогда прежде я верил в это.

  Чейс зашевелился внизу, поднимаясь, все такой же пугающе немой, и Дон поторопился спуститься к нему по лестнице. Подобравшись к краю веранды, я завороженно наблюдал за противостоянием живого и мертвеца. Дон схватил с поленницы топор, которым кололи дрова для нужд гостиницы, и открыто пошел на Чейса.

  - Генерал, позвольте восхититься вашим упорством, - совершенно неуместно для обстоятельств заговорил Дон. - Но вы создаете изрядно проблем!

  Мертвец все так же молчал. Покачнувшись, он без осторожности атаковал Дона ножом, но тот ловко ушел в бок, как заправский фехтовальщик, и обрушил на голову Чейса топор. Тяжелое оружие раскололо мертвецу череп первым же ударом. Крови не показалось. Какое-то время он еще стоял, пусто глядя на своего убийцу, а затем упал навзничь, и подобие жизни ушло из него.

  - Он… мертв? - глупо спросил я, поднимаясь на ноги.

  Меня мутило. Кровь все еще текла у меня сквозь пальцы. Покачиваясь, как мертвец, я стал осторожно спускаться вниз к Дону, держась перил.

  -  Мертвее не бывает, - ответил он. - Прости, Блэквуд. Нужно было сразу размозжить ему голову. Но я не подумал, что генерал сможет остаться в теле, если смерть пришла как-то иначе.

  Я смотрел на Чейса и в глубине души боялся, что он поднимется вновь.

  - До встречи с тобой я не видел ничего подобного!

  - Ты просто не обращал внимания… - нарочито небрежно отмахнулся Дон, что вызвало во мне праведное возмущение:

  - Сложно на такое не обратить внимания! Это Оживший Мертвец!

  - Одержимый, - поправил меня Дон. - Будь он живым, ты был бы уже мертв. А духи в мертвецах плохо справляются с костенеющим телом. Идем. Нужно тебя заштопать. И не ровен час нас застанут за издевательством над трупом.

  Я мог бы поспорить - как по мне, мертвый Чейс был проворен. Последний раз я взглянул на него, недвижного, и неуверенно спросил в спину уходящего Дона:

  - А мы не вытащим топор?

   - Зачем? - не оборачиваясь переспросил он, и я не нашел, что ответить.

  Несмотря на ужасный вид мертвеца и все мои моральные сомнения, я должен был признать, что мне было легче, когда массивный инструмент торчал из головы Чейса.    

  Вдвоем мы доковыляли до дома доктора Томпсона, где нас приняли без лишних вопросов и удивления. Дону достаточно было бросить размытую фразу о том, что большие деньги притягивают неприятности, как его поняли в достаточной степени, чтобы не расспрашивать дальше. Мистер Томпсон лишь посоветовал поговорить с шерифом, и тогда я явственно ощутил себя на месте Дона в ту ночь, когда погиб мой брат - ни тогда, ни сейчас рассказать шерифу было нечего. И при свете масляной лампы, пока доктор зашивал мою рану, я заметил, что Дон все еще бледно выглядит и сам едва стоит на ногах. Сколько я не пытался отдать ему долг, а неизменно оставался должен еще больше.

***

  Чейса похоронили на следующий день. Его тело так и нашли за гостиницей. Шериф решил, что кто-то из горожан подобным образом отомстил мертвецу: выкрал тело у гробовщика и надругался над ним в пустом дворе. Мне было стыдно слышать эти слухи, как если бы я впервые в жизни украл курицу у соседа, а вина пала бы на кого-то другого. Но более совестно мне было от того, что жители Кейпвилла в большинстве поддерживали неизвестного, а не осуждали его. Впрочем, всю эту моральную неловкость в моей душе, перекрывали иные чувства - более глубинные и массивные. Встретившись со Смертью лицом к лицу буквально, в самом жутком и мистическом ее воплощении, я осознал насколько был не прав перед собой. Горе толкало меня в землю, в то время, как давно погибшая душа генерала Клиффорда рвалась к жизни. Можно было спорить о том, насколько богоугодным было это стремление, ведь оно тянуло за собой в ад других, но я не мог не признать, что поступал опрометчиво с собственной душой. 

   И эти мысли завели меня на кладбище - ту его часть, где хоронили висельников. Могилу Дика Чейса отыскать было просто - свежая земля чернела на ней; простой крест из двух перекладин не нес на себе никакого имени. Я не стал снимать шляпы над бывшим бандитом, но задержался возле его последнего пристанища. Отсюда, с окраины города, открывался вид на бескрайнюю зеленую прерию. Нас с Чейсом не связывало ничего, кроме Капитана Руби, и я не испытывал к нему ни ненависти, ни жалости, хоть и мог бы осудить за все содеянное им. В тот момент, если бы меня кто-то спросил, я не смог бы ответить зачем пришел сюда. Однако после, оглядываясь назад сквозь пелену времени, я могу сказать, что таким образом хоронил себя прошлого. Часть меня осталась в земле вместе с моим братом, часть с Билли Уайтом, и часть здесь - на кладбище Кейпвилля. Та непроглядная ночь, в которую была погружена моя душа, заканчивалась.

    - Я почему-то знал, что найду тебя здесь.

Голос Дона за спиной заставил меня вздрогнуть. Я почувствовал себя пойманным за чем-то предосудительным, а обернувшись, поймал насмешливый и добрый взгляд. 

- Боишься, что мистер Чейс вылезет наружу? - поинтересовался он.

- Нет. То есть опасаюсь, -  признался я. - Хотя я пришел не по этому. Просто…

 Дон не дал мне объясниться - размашисто хлопнул по плечу, заставив поморщиться от боли в ране, и перебил мое невнятное блеяние:  

   - Он больше не встанет. Так чем планируешь заняться, Блэквуд?

Я выдохнул. Впервые этот вопрос не вызвал во мне смятения.

- Хочу найти свой смысл, - с бледной улыбкой ответил я.

Едва ли Дон видел всю глубину этой фразы, какой она обладала для меня, а потому я поспешил продолжить: 

- Я хотел спросить об этом, когда вернусь в номер, но раз уж ты тут - позволишь путешествовать вместе с тобой? 

  Я все так же плохо представлял себе, чем на самом деле занимается Макниа, и чем живет, как связан со всей происходившей чертовщиной. Но, как младший ребенок неизменно тянется за старшим по своей природе, так я внутренним чутьем ощущал, что именно рядом с этим человеком я могу вырасти и стать сильнее. Другое дело нужен ли ему такой попутчик, как я? И Дон несколько молчаливых мгновений раздумывал, подкручивая навощенные усы. А затем улыбнулся. 

   - Я совсем не против компании. Партнер?

   - Партнер.
 Мы пожали руки, и у меня отлегло на душе.

- Так мы упокоили генерала Клиффорда? - спросил я, все еще не понимая, как работает это мистическое действо, но уже ощущая себя полноправной его частью.
 - Нет, - беззаботно ответил Дон. - Скорее всего, он и его конь в поисках нового сорвиголовы. Я лишь выкинул его из тела Чейса, но не вернул к мертвецам.

- Значит - поедем искать Капитана Руби?
 - Да. Вот только за эти дни он, должно быть, успел далеко уйти. Так что пока съездим, проверим кое-какие слухи. Тут недалеко - дней десять. Красного коня, мы еще встретим, обещаю. Идем.

   Он дружески обнял меня за плечи, вызвав новую болезненную волну под ключицей, и повел к выходу с кладбища.

   - Я попросил поседлать наших лошадей на конюшне.

 Я улыбался его прозорливости. В тот момент я чувствовал себя по настоящему живым, и это ощущение жизни вытеснило из сердца тяжелую скорбь, которая все это время разъедала мое нутро. Мне все еще не хватало Сэма рядом, однако моя тоска перестала быть беспросветно черной, и я вновь смог испытать простую радость бытия. Впереди меня ждала новая жизнь - не лучше и не хуже, просто другая.